– Мне кажется, он довольно мил. – Девушка из монастыря пожала плечами и, разломав печенье, мазала кусачки медом. – Но беден, как церковная мышь, и в храбрости уступает Гавейну и Ланселоту. Теперь, когда королева-мать оставила мне землю, я должна принимать во внимание свое положение.
Августа рассмеялась над словами Эттарды.
– Да, именно так, как я говорю, – настаивала Эттарда, – меня не интересует мужчина, который не является рыцарем.
Меня подмывало напомнить ей, что когда-то она сама была бездомным ребенком, но по голосу Эттарды было понятно, что она вот-вот расплачется, и я прикусила язык и посмотрела на Элейну, думая о том, что девушка из Астолата была не единственной, кто плохо понимал истинное положение вещей.
Августа уже вела речь о мужчинах, которые ей нравились больше всего, и, хотя каждая девушка призналась, что кокетничает с Ламораком, самым романтическим и таинственным мужчиной оказался Ланселот.
– Ты знаешь его лучше всего, госпожа, – неожиданно сказала Эттарда, – какой же он, этот бретонец?
Вопрос застал меня врасплох, и я молчала, не зная, что ответить. Ланс был забавным и ласковым, умным и серьезным и имел обыкновение так плутовски смотреть на меня, как будто существовала какая-то удивительная тайна, известная только нам двоим. Посмотрев на меня таким взглядом, Ланселот мог поднять мое настроение, как он сделал это у ворот Витгара, но иногда, поглощенный какой-то мыслью, он даже не слышал, если, я окликала его. Я понимала, что это был самый обворожительный мужчина из всех, которых я знала, но делиться этим со своими женщинами не собиралась.
– Бретонец много работает и так увлечен делами Артура, что ему некогда думать о любовных романах, – ответила я, надеясь, что прозвучало это не так напыщенно, как мне казалось.
Раздался смущенный шум голосов, и беседа продолжалась, но разговор о Ланселоте не выходил у меня из головы.
До начала праздника Артур и я ждали Мерлина и надеялись, что его появление будет таким же необычным, как бывало всегда. Было бы замечательно показать ему, как мы воплощали его идеи, и, наконец, появление Мерлина положит конец слухам о нем, которые возникали повсюду. Но ни маг, ни Нимю не приехали.
Утром в первый день праздника я поднялась на стену, выходящую к реке. Это было единственное место, где я могла укрыться от суеты, которая не прекращалась во дворце, и, глядя на Темзу, я с облегчением вздохнула.
Лондонцы починили римский мост, и через ворота тек постоянный поток сельских жителей, которых вело в город любопытство. Всю реку заполнили плоты, долбленые челноки и всевозможные лодки. К причалу подошла барка, высадив на берег двух разносчиков и какого-то человека с сумкой врача. Молодой крестьянин поднимал на берег клетки с домашней птицей. Кэй пришел принять кудахчущих птиц, а за ним целая процессия пажей, которые потащили их на кухню.
Приехавшие спустились по Темзе, и человеку, стоящему на носу первой лодки, махала с края причала белокурая девушка. Это Фрида пришла встречать отца, который торжественно прибыл к нам, помня честь, оказанную ему Артуром, когда он приехал на погребальную церемонию старейшины. Когда сакс увидел дочь, его лицо засияло радостью.
Внезапно возникла суматоха у Колчестерских ворот, где группа варваров требовала, чтобы их пропустили. Пройдя через ворота, они шли по улице в своем первобытном великолепии. Впереди шел раб, который высоко держал железную палку, украшенную перьями и развевающимися лентами. За ним шел гофмейстер, неся с важным видом символ власти. Сам король был в волчьих шкурах и важно возглавлял свой военный отряд, а женщины и дети молча шли позади.
Городской глашатай объявил о появлении Вехи-шведа из Восточной Англии, а я развернулась и помчалась вниз по ступенькам, едва успев добежать до дворца, – чтобы вовремя занять свое место рядом с Артуром, прежде чем они войдут в парадный зал. Пока они шли по комнате, я успела оправить юбки и причесаться – чтобы выглядеть изысканно, нужно гораздо больше времени, чем я думала.
– Тебе нравится мой флаг? – спросил Веха, указывая рукой на железную палку с нелепым пучком перьев. – Он похож на римский, разве нет?
Артур сказал «удивительно», а я старалась сохранять невозмутимость. Мысль о том, что эти варвары могут использовать атрибуты римских воинов, забавляла меня.
Артур пригласил Веху и его подданных на пир завтра вечером.
– Мы ждем тебя с женой, – сказала я на смеси шведского, саксонского и латыни. – Когда мы у вас в гостях, мы следуем вашим обычаям. Теперь ты мой гость и должен уважать наши обычаи.
– Все обстоит так, как говорит верховная королева, – заверил его мой муж. – Наши женщины имеют равный голос, и к ним относятся с таким же уважением.
– Какая глупость, – пробормотал варвар. – Надеюсь, не римляне научили вас этому.
– Нет, – отпарировала я, – как установилось в Британии еще до легионеров.
Качая головами от удивления, подданные Вехи ушли за Кэем, а Артур искоса взглянул на меня. – Я надеюсь, что он сумеет пройти через это, не допустив домашнего бунта.
– А я надеюсь, что мы сумеем пережить его визит, – усмехнулась я, не понимая, какое безумие толкнуло нас на такую рискованную затею.
Неделя пролетела в пестрой круговерти. Блюда были великолепными: подавали устриц, разнообразную речную рыбу, птицу, дичь… овощи, собранные со всех ближайших огородов и полей. Каждый вечер было какое-то особое блюдо – улитки из Сайренсестера, где римляне когда-то разводили их для угощения на таких пирах, или фрукты, только что собранные в королевском саду. Я не видела выражения лица епископа, когда подали черешню. Вино и сидр, пиво и эль были в изобилии, и даже одна или две, чаши ирландской живой воды, хотя давали ее далеко не всем. Кэй действительно превзошел себя.
Жена Вехи выглядела несчастной, весь вечер рассматривала свои руки и едва поднимала глаза, когда я пыталась говорить с ней на ее родном языке. На следующий же день я сказала ей, что она может остаться дома, потому что участие в пире явно лишило ее душевного равновесия. Это могло быть и со мной, если бы
