помнишь? Тот самый договор, который останавливал приграничные набеги.
Мой муж помолчал, пристально глядя на меня.
– Да, это важно. Остальные кумбрийцы сделали это же благодаря твоему отцу. Прошу тебя, скажи ему, – его голос слегка дрогнул, – как я ему за это благодарен.
Я безучастно кивнула, а потом он обнял меня, и в темноте ночи мы прижались друг к другу, как дети. Вокруг нас кружились видения о саксонских предателях, о цветущем боярышнике и о великом человеке, похороненном в какой-то далекой пещере.
– Да, Гвен, – шепнул Артур, уткнувшись мне в волосы. – Самое время найти место, где можно было бы построить наш собственный дом и перестать путешествовать. Я уже устал от чужих обычаев и дипломатии и хотел бы выбрать место, которое можно называть домом.
Это было так неожиданно, что я не знала, правильно ли поняла Артура.
– Я пошлю за тобой, как только разделаюсь с этим Седриком. – Он отступил на шаг и держал меня на расстоянии вытянутых рук. – Это одно из самых безопасных для тебя мест, здесь на много земель вокруг нет ни одного варвара. Я оставлю Маэлгона в Гвинедде, чтобы преградить путь ирландцам, пока я занят с саксами, но остальные короли пойдут со мной. Ну, улыбнись же, – произнес Артур, когда вошла Нимю с сообщением, что люди готовы выезжать.
– Я еду с тобой, – объявила она, стоя перед нами в своем наряде бродяги-мальчишки. – Я обещала Мерлину присматривать за тобой, хочешь ты этого или нет.
– Ладно, – сдержанно ответил Артур. – Очень благодарен.
Он пошел к Двери, оглянулся на меня и поднял большой палец. Я сделала то же самое, и мы рассмеялись.
Потом Артур повернулся на каблуках и вышел.
Нимю обняла меня, я прижалась к ней, как когда-то прижималась к Бригит – испуганная, измученная и страшно нуждающаяся в чьей-нибудь поддержке.
– Когда-нибудь барды будут называть это одной из его великих побед, – сказала прорицательница, гладя мои волосы и ведя меня к кровати. – Он надел плащ, который ты сшила ему… тот, на котором вышиты символы богини, и с ним все будет в порядке.
Она умела так же убедить, как Мерлин, когда он говорил об Артуре. Но когда я уже лежала под одеялами, а она собралась уходить, я спросила ее, не может ли она сказать что-нибудь столь же определенное о моем отце.
Нимю колебалась только минуту.
– Помни, Гвен, с твоим мужем все будет в порядке. – Больше она ничего не произнесла.
ГЛАВА 18
ПОХОРОНЫ
Мы проехали уже полпути до Эпплби, когда я увидела, что навстречу нам галопом мчится Бедивер. Увидев его, я поняла, что мой отец умер.
– Вчера днем – произнес он голосом, полным сочувствия, когда подъехал ко мне. – Мы слышали, что вы поблизости, в Дамбартоне, но он не дожил.
Его слова доносились до меня, как из какой-то бездны, как будто не имели ко мне совершенно никакого отношения. Меня душили слезы, и я не могла произнести ни слова. Я кивнула ему и всю дорогу до Стейнмора ехала, глядя на дорогу.
Это одна из лучших дорог, построенных римлянами, которая оставалась в моей памяти светлой и приветливой.
Здесь мои родители веселились, ездили верхом, любили друг друга, пока смерть не унесла мать и моего маленького брата. Это были дни, когда Кети рассказывала мне о старых богах, которые жили в священных рощах, когда я проводила каждую свободную минуту в конюшнях с Руфоном, пытаясь узнать как можно больше о лошадях, пока мать не узнала об этом и не запретила мне оставлять вышивание. Сейчас до меня доносились голоса того далекого времени. Я щурилась, глядя на жаркое солнце, убежденная, что, если быстро повернусь, вся моя семья снова окажется со мной, и мы будем шумно и весело путешествовать по крепостям, домам и превращающимся в прах римским городам. Все эти разговоры о смерти, это, конечно, еще один страшный сон.
Но домашние, встречающие меня в Эпплби, уже были в глубоком трауре. Я молча выслушала их соболезнования и повернулась к двойным дверям большого дома.
– Он очень гордился тобой, Гвен, – тихо сказал Бедивер, стоя рядом со мной и поддерживая меня за локоть здоровой рукой, как будто боялся, что я упаду. – Он часто говорил о тебе и просил меня проследить, чтобы ты получила королевское кольцо.
Я смотрела на тяжелое золотое кольцо, которое положил мне на ладонь молочный брат Артура, а вместо него видела тонкое материнское кольцо с эмалью, которое отец отдал мне, когда я выходила замуж. Мои, пальцы накрыли это кольцо, и я молча прошла в дверь.
Комната была пустой, и каждое слово отзывалось по ней эхом. Мне даже показалось, что она стала меньше. Но темные уголки чердака по-прежнему приглашали делиться секретами, а резные столбы величественно тянулись к крутой крыше. Только лица людей, выглядывающих из-за виноградных лоз, были заплаканы.
Тело моего отца выставили для прощания на носилках, установленных над ямой для костра. Я смотрела на иссохшееся лицо, я еще раз задавая себе вопрос, куда попадают тепло и душа человека, когда они покидают его оболочку.
Отец мало изменился за те годы, что меня не было. Его борода чуть поседела, но морщины страданий от артритных болей, мучивших его, были такими же глубокими, какими я помнила их. Я смотрела на крючковатые, изуродованные пальцы отца и дотронулась до мизинца, на котором он обычно носил материнское кольцо.
