заслужила она этот взор, полный жаркой огненной злобы?!
– Что-нибудь не так? – Тихо, чтобы слышал только Райс, поинтересовалась девушка, и, уже знавший ее привычки, принц понял, что на сей раз прикушенная губка означает замешательство и страх.
– Наоборот, давно в моем доме не встречали праздник в таком всеоружии.
Эту благодарную фразу дополнила осветившая лицо принца редкая для него ласковая улыбка. Он знал, что является причиной ее волнения, и всеми силами старался успокоить ее. Девочка не должна расплачиваться ни за то, что взрослый мужчина потерял от нее голову, ни за взыгравший в нем гнев при воспоминании об учиненном над ней насилии.
И под ласковой этой улыбкой глаза Линет тоже потеплели, расплавляя и без того уже непрочную броню цинизма, которая защищала горячее сердце принца. В поисках защиты он направил все свое внимание на мальчиков. Эти оба находились еще в том счастливом возрасте, когда предмет разговоров меняется с поразительной легкостью, и болтали теперь уже о новых охотничьих набегах. Делая вид, что с интересом слушает их болтовню, Райс снова погрузился в размышления, не дававшие ему покоя со дня нападения на заложницу.
Пусть неудавшееся, оно все же породило тайну, которая, оставшись неразгаданной и ненаказанной, может привести к новой попытке. Кто же был этот дерзкий наглец и какие цели он преследовал? Эти вопросы, на которые не было ответа, омрачали не только настоящее, но и будущее.
Факт насилия над девушкой явно говорил о том, что нападавший был никак не из числа сторонников Годфри. Человек, посланный им, непременно был бы уверен в желании заложницы поскорее освободиться и не усложнял бы себе задачу бездыханным телом. Похоже, что таинственный похититель происходил из своего лагеря; кто-то из тех, кто – как уже не раз намекала Грания – не раз бунтовал против Райса и кто считал взятие норманнской заложницы делом неубедительным и бесперспективным.
Взбудораженные наступающим праздником, мальчишки дошли до того, что устроили шутливую борьбу прямо у ног Линет, но девушка не обращала на них ни малейшего внимания – она с жалкой, недоверчивой улыбкой не сводила глаз с принца. Смотреть на него не отрываясь стало для нее привычкой с самой первой их встречи, но привычка эта скоро переросла в жгучую необходимость.
Еще раз улыбнувшись девушке, Райс дал ей понять, что вовсе не она является причиной гнева, продолжавшего пылать в его глазах, но Линет уже думала о своем. Неужели план по обмену заложников сорвался? Неужели отец отказался пойти на переговоры с врагом? Линет невольно расправила узкие плечи, чтобы набраться мужества и посмотреть прямо в лицо своим страхам, – но чего она боялась больше: возвращения домой или продолжения заточения? Райс же, умиротворенный нежными взглядами девушки, постарался убрать свою тревогу хотя бы с лица, если уж невозможно было выкинуть ее из сердца. Если преступник – человек его лагеря, то для его обнаружения не придумать времени лучше, чем сегодняшний праздник Победы Дикого Охотника. Вечернее веселье предоставит ему отличную возможность увидеть всех своих соратников в одном месте, и не подозревающих о том, что за ними пристально наблюдают.
В тот злополучный день, приведя в чувство испуганную Линет, Райс тщательно исследовал окно, через которое скрылся неведомый наглец, и на одном из сломанных ставней обнаружил кровь, а на неровной земле под ними – отчетливый след сапог. Но, увы, след этот довольно быстро потерялся в густом подлеске, а собаки, пущенные по нему, вывели хозяев к ручью, где и закончилась погоня. Единственной зацепкой осталось алое пятно на ставне, говорившее о том, что преступник был ранен. И сегодня на общем сборе рана эта неизбежно будет замечена – хромота, подвязанная рука, замотанная голова или просто чье-либо отсутствие из тех, кто должен явиться на праздник, дадут Райсу ключ к этой тайне.
Услышав тихое поскрипывание лестницы, Линет отвела взор от принца и увидела Гранию, одетую в роскошное платье цвета сапфира и причесанную по старинной моде – часть волос была высоко убрана, остальные же свободными кольцами окаймляли лицо. Хозяйка дома уже совсем было спустилась в холл, но тут перед входом раздался топот бесчисленных ног, и в следующее мгновение дверь распахнулась, и в ее проеме выросла фигура Оувейна.
– Огонь бушует, и люди собрались! – радостно провозгласил он и, довольный, потер свои огромные ручищи. – Готовы ли вы присоединиться к веселью? – С этими словами бородач прошел к огню и наклонился, чтобы потрепать по волосам обоих мальчиков, и те немедленно вскочили, готовые броситься прямо сейчас в самую гущу начинающегося праздника.
Их горячая готовность к предстоящей забаве вызвала смех мужчин, который немедленно был оборван высоким напряженным голосом:
– А моя арфа? – Грания замерла, не дойдя двух ступеней до выскобленного пола и ожидая ответа на свои загадочные слова, который, видимо, был для нее очень важен.
Оувейн немедленно повернулся в ее сторону и, стараясь притушить в глазах слишком явное желание, громко ответил:
– Клянусь, я собственными руками отнесу ее на предназначенное место!
В глазах Грании вспыхнула радость, по силе не совсем соответствующая благодарности за столь простую услугу, и, счастливая, она подошла к брату.
Линет с молчаливой улыбкой наблюдала за этим жадным обменом взглядами и, радуясь за чужую ей женщину, неожиданно и не подумав сказала:
– Ты, Грания, счастливица, завоевала преданность такого галантного воина, какого мечтает покорить каждая леди!
Но при этом искреннем поздравлении лицо Грании стало почему-то мертвенно-бледным, а Оувейн, наоборот, побагровел до корней волос, и Линет поняла, что снова допустила непростительный промах.
– Ты права, Линет, Грания заслужила многого, но, пока галантный воин еще не появился, почетные обязанности при ней будут исполнять два ее пасынка. – Безжизненный взгляд Оувейна остановился на недоумевающем лице младшего брата. – Правда, Дэвид?
Мальчик, польщенный столь высокой честью, гордо расправил худенькие плечи и кивнул в знак согласия.
Теперь настала очередь Линет краснеть и задыхаться от стыда и неловкости – опять, как тогда, когда она предположила, что Грания жена Райса, неверное представление чужих семейных отношений снова привело ее к чудовищной бестактности. Ведь покойный муж Грании был отцом и Оувейна и Дэвида! Линет дотронулась до незаживающей раны – ибо брак между мачехой и пасынком никогда не будет признан церковью, так как браки между родственниками, вплоть до седьмого колена, пусть являющимися таковыми даже только формально, а не по крови, церковный закон запрещал категорически.
