Мать Венеции, как говорится, была скроена и сшита на тот же фасон, как и ее муж. Увольняла слуг за малейшую провинность; заявляла, что умирает, если у нее, не дай Бог, заболит голова; впадала в болезненное уныние, если ей казалось, будто кто-нибудь из ее знакомых относится к ней неуважительно, и разыгрывала трагедии, достойные провинциального театра, если обнаружит на шляпке пятно.
Грегор наблюдал бессчетное количество разнообразных сцен, однако ни одна из них не вызвала у него участия. Да он и не позволил бы себе тратить душевную энергию на подобные пустяки, тем более что всегда и все кончалось благополучно без посторонней помощи.
Несмотря на жалобные всхлипывания мистера Оугилви, Грегор сомневался, что Венеции угрожает опасность. Скорее всего она просто забыла о своем обещании отправиться с ним на прогулку верхом и ушла на пешеходную прогулку. Наверняка пришлет ему записочку с извинениями, и все вернется на круги своя.
Но как бы то ни было, Грегор решил, что ему пора удалиться.
– Мистер Оугилви, позвольте мне попрощаться с вами. Вы очень расстроены, и вам надо побыть одному.
– Нет! – Отец Венеции с умоляющим видом протянул к нему руку. – Лорд Маклейн! Прошу вас – не ради меня, а ради спасения Венеции. Она… – Что-то булькнуло у него во рту, как будто слова застревали в горле. – Пожалуйста, – продолжал он, глядя на Грегора. Глаза его наполнились слезами. – Пожалуйста, помогите мне ее найти.
Глядя на Оугилви, Грегор почувствовал холодок в сердце. В глазах пожилого джентльмена застыл неподдельный ужас.
Грегора бросало то в жар, то в холод.
– Что случилось? – резко спросил Грегор.
– Она… она…
Оугилви снова обхватил голову руками и разрыдался.
Грегор уперся сжатыми кулаками в бока. В этот момент грянул гром, ветер с силой ударил в оконные рамы. Грегор направился к лестнице, громко стуча каблуками по мраморным плитам пола. Остановившись перед стариком, Маклейн повторил свой вопрос:
– Оугилви, что случилось с вашей дочерью?
Мистер Оугилви поднял голову:
– Она ушла из дома. Ее похитили. По моей вине.
Эти слова отравили воздух в прихожей живым, перехватывающим дыхание страхом. Снова налетел ветер, более яростный и холодный, чем в первый раз. Он взвыл у самой двери и проник через щель внизу у пола в дом, остудив лодыжки мужчин.
– Каким образом такое могло случиться по вашей вине?
Губы у Оугилви дрожали, когда он наконец заговорил после долгой и мучительной паузы.
– Он… он… сказал мне, что хотел бы сбежать с Венецией, а я… я… я поощрил его, считая, что это может показаться ей романтичным. Я не думал, что он сделает это без ее согласия. Я думал…
– Как его имя? – перебил старика Грегор, стиснув зубы.
– Рейвенскрофт.
Грегор мгновенно представил себе юнца с вялым подбородком. Юнец вечно пыжился, стараясь казаться старше своих лет.
– Этот щенок? И вы его поощряли?
Оугилви густо покраснел.
– Он был по-настоящему увлечен Венецией, а она всегда его привечала.
– Она привечала всех и каждого. – Взгляд Грегора остановился на записке в руке у Оугилви. – Это ее письмо?
С глазами, полными слез, Оугилви вручил ему измятый листок.
– Вы должны понять, Маклейн, – произнес он дрожащим голосом. – Лорд Рейвенскрофт хотел жениться на Венеции, а она такая застенчивая и…
Грегор смял листок в пальцах.
– Черт побери!
В записке, кое-как нацарапанной чудовищно неразборчивым почерком Венеции, она всего лишь сообщала, что едет в сопровождений лорда Рейвенскрофта в Стерлинг проведать маму, которая ее попросила об этом. Этот дурак, должно быть, сообщил Венеции, что ее мать заболела.
Мистер Оугилви вытер слезы дрожащей рукой.
– Не могу поверить, что он такой негодяй! Мне он казался порядочным, достойным…
Но Грегор уже не слушал его. Повернувшись, он зашагал к входной двери.
– Маклейн! – Оугилви вскочил и выбежал следом за Грегором на крыльцо, даже не заметив, что погода, теплая и ясная всего час назад, превратилась в бурное ненастье и что яростный ветер сорвал с его головы ночной колпак и понес по мокрой от дождя грязной дороге. – Куда вы, Маклейн?
– Искать вашу дочь!
Грегор выхватил из руки лакея поводья лошади и одним рывком бросил себя в седло.
