которой, парализованный присутствием Эмилии, он успел прочесть только заголовок. Он был уверен, что начни он читать статью, находясь в одной комнате с ней, она обязательно что-нибудь заподозрила бы. Она внушила ему такой ужас, что даже уезжая за тысячи километров от нее, он ощущал ее властный, подозрительный взгляд.
– Жертва Каннского залива установлена: Эрвин Брокер, американец двадцати восьми лет!»
Трясущимися руками он развернул газету.
«Комиссар Анджелини и инспекторы Барбо и Куману установили личность жертвы Каннского фестиваля пиротехнического искусства. Рыбаки вытащили в сетях портмоне, в котором полиция обнаружила удостоверение личности, выданное на имя Эрвина Брокера, американца, двадцати восьми лет, проживавшего в Нью-Йорке. Господин Брокер поселился в отеле «Карлтон» двенадцать дней тому назад. Знакомых на Лазурном берегу, куда он приехал впервые, у него не было».
Вдруг ему послышались какие-то шорохи у входной двери. Он положил газету на кровать и прислушался. Мягко, по-кошачьи ступая, он пересек комнату, подошел к двери и резко распахнул ее – никого. В коридоре тоже ни души. Он прошел на террасу и посмотрел вниз. Понадобилась доля секунды, чтобы он поймал на себе взгляд Эмилии. Это было невероятно! Какой же интуицией нужно было обладать, чтобы так мгновенно реагировать на его появление?
Он возвратился в комнату и снова погрузился в чтение статьи.
«Личность Эрвина Брокера установлена, естественно, благодаря фотографии в паспорте. В Каннах он должен был находиться еще десять дней. В настоящее время все теряются в догадках относительно обстоятельств трагического случая. Комиссар Анджелини поставил в известность о происшедшем службы Интерпола и приступил к расследованию».
Почувствовав, что жар окурка обжигает пальцы, он, не глядя, раздавил его в пепельнице и закурил очередную сигарету. После глубокой затяжки сложил газету и выбросил ее в мусорную корзину в ванной комнате. Неожиданно он забрал ее оттуда и хотел было вырезать статью, но тотчас отбросил эту мысль. Эмилия со своим фантастическим нюхом могла обратить на это внимание. В каких только местах он не прятал свои заначки, она всегда их находила. Он устало провел рукой по лбу: до чего же глупо он себя ведет! Откуда Эмилии знать, кто такой Брокер? Он лишь однажды принимал его в своем кабинете, и то при большом наплыве других посетителей. Последующие встречи происходили в баре на 8-й улице, где его никто не знал.
Он вышел из номера, оставив дверь открытой, и вложил «Ницца матэн» в корреспондентский ящик №751.
Закрыв за собой дверь, он снял темные очки, вышел на террасу и сел в шезлонг. Солнце, стоявшее в зените, обжигало его плечи сквозь тонкий шелк белой рубашки, но его почему-то била мелкая дрожь. Холодные волны зарождались где-то в желудке и растекались по телу отвратительными щупальцами страха.
Мысленно он возвратился на три дня назад в «Палм-Бич»…
Одновременно с финальным залпом салюта раздался настолько мощный взрыв, что присутствующие обменялись недоуменными, испуганными взглядами. Но уже через несколько секунд все громко смеялись и аплодировали. И в этот момент всеобщего ликования послышался душераздирающий женский вопль. Эмилия вопросительно посмотрела на него: они сидели с нескольких метрах от столика, за которым раздался крик. Кто-то бросился оказывать помощь потерявшей сознание женщине. Спустя минуту несколько мужчин с помощью метрдотеля вынесли женщину с террасы. Все происходило в сумерках. Ослепленные светом салюта, зрители ничего не заметили. Многие из-за шума голосов даже не слышали крика женщины.
В конце ужина метрдотель Луи, которого, тайком от Эмилии, он одаривал щедрыми чаевыми, рассказал ему о том, что произошло. Луи в свою очередь получил информацию от официанта, обслуживавшего несчастную даму. Опустив ложку в суп из омаров, она вытащила из тарелки оторванный человеческий палец с золотым перстнем. Официант успел подхватить его, завернул в салфетку и с перекошенным, мертвенно- бледным лицом бросился к Жан-Полю, директору ресторана. Тот, едва сдержав подступившую тошноту, передал палец инспектору полиции.
Пресса, само собой разумеется, хранила по этому поводу мертвое молчание: ничто не вправе омрачить начало сезона. Газеты как бы мимоходом сообщили, что тело неизвестного, разорванного в клочья, было почти сразу обнаружено в районе маяка, недалеко от понтона, на котором находились пушки, предназначенные для финального салюта. Ужасная история, рассказанная Луи, оказалась правдой: оторванный палец принадлежал Эрвину Брокеру. Смерть Эрвина Брокера означала не только крах тщательно разработанного плана, но и прямую угрозу его собственной жизни, если, конечно, он не найдет Брокеру замену. К несчастью, запасного варианта он не предусмотрел. Сегодня уже 25 июля! Взрывное устройство, включенное несколько месяцев тому назад, сработает точно 8 августа.
Его могло спасти только чудо: за оставшиеся тринадцать дней найти простака, подобного Брокеру!
Глава 9
Марк Голен управлял империей отеля «Мажестик» из маленького кабинета на первом этаже.
Закоренелый холостяк, он определил себе за правило никогда не смешивать работу с личными чувствами. Обитательницы отеля, призывно посматривавшие на него, оставались ни с чем. Он с такой элегантностью и обаянием ускользал от них, что ни одна покинутая киска на него не обижалась. Летом в Каннах к сердечным неудачам относились более чем легко, вся трудность заключалась лишь в выборе того, с кем в данный момент хотелось утешиться… «Мажестик» как магнит притягивал к себе красоту и деньги. Этот альянс жил очень дружно и прочно. Во время сезона в Каннах невозможного не было.
Переведя взгляд с экрана монитора внутреннего телевидения на шефа-кассира, Альберта Газолли, Марк Голен спросил:
– Сколько нам задолжал Гольдман?
– Он прибыл 8 июля, и я уже трижды посылал счет.
– Оплатил?
– Еще нет.
– Сколько?
– Около ста тысяч.
– Ресторан?
– Много. Обеды… ужины у бассейна. Столики на двадцать – тридцать приборов.
– Он подписал?
– Нет.
– Так какого же черта, Альберт?
– Вы его знаете. Это не так просто…
– Бар? Много?
– Много.
– Оплатил?
– Нет.
– Перекрыть для него кассу! Хватит!
Альберт с удрученным видом посмотрел на него.
– Вы должны были сказать об этом вчера. Сегодня утром он уже взял сорок тысяч франков.
– Где его сраный чек?
– Он его не дал. Сказал внести сумму в его общий счет.
– Вы псих?! Он еще с прошлого года должен мне сто тысяч франков!
От охватившего его чувства неловкости Альберт Газолли готов был умереть.
– И еще… цветы.
– Какие цветы?- прорычал Голен.
– Пятьдесят букетов чайных роз для жен приглашенных…
