обернувшись к мужу, вымолвила:
– Позови брата Карлуса.
– Отлично, – подхватила старостиха, – позови сюда Карлуса вашего. Я с ним побеседую. Он поймет все. Он, сказывают, всех вас умнее.
VI
Карл Самойлович явился тотчас же, и панна Ростовская увидала сразу, что брат далеко не похож на сестру.
Карлус, прежде чем прийти, успел надеть новый кафтан с позументом. Войдя в комнату, он стал перед старостихой руки в боки, оглядел ее с головы до пят, покачал головою и, усмехнувшись, выговорил:
– Вишь какая молодец-баба!.. Вижу я теперь, что правду мне Анна про тебя сказывала, что ты свирепа с людьми… По лицу видно, что ты людоед… Ну, а где же кнут твой?.. Али оставила дома?.. Напрасно!.. Ты бы и кнут с собой взяла…
– Зачем он мне здесь? – вымолвила старостиха, несколько опешив сразу от дерзких слов Скавронского.
– Ладнее было бы с кнутом. К лицу! Вот что солдат с ружьем…
– Он мне здесь не нужен. Сечь некого ради науки.
– Как некого?! Мы, может быть, его у тебя отобрали да тебя же бы и отстегали.
Панна вспыхнула:
– Видно, ты и впрямь дворянин со вчерашнего дня… Мужик был, мужиком и остался.
– Нет, я не мужик, пани… Да и не был им никогда. Анна, Христина да брат Дирих – были мужиками; а я никогда им и не был. Да и хорошее дело!.. Будь я твоим, к примеру, крепостным, я бы был теперь в каторге, потому что я тебе непременно бы голову свертел.
– Ну, ты браниться с панной брось, – выговорила Анна. – Давай поговорим лучше о деле.
Анна заговорила уже совсем другим голосом.
Обращение брата Карлуса с этой когда-то страшной старостихой и вдобавок ее легкое смущение, которое не ускользнуло от зоркого глаза Анны, – все это сильно подействовало на умную женщину. Она стала смелее и сама уверяла себя мысленно, что никакой беды от прибытия старостихи быть не может.
Ростовская разъяснила все Карлу Самойловичу. Он выслушал и рассмеялся.
– Так ты приехала тратиться, пани?.. Видно, у тебя денег много!.. Во что же тебе обойдется твое путешествие сюда и обратно?.. Пожалуй, поди, рублей пятьдесят…
– Больше, больше!.. – воскликнула старостиха.
– Ну, хоть и больше… Хотя при твоем скряжничестве, пожалуй, меньше… И зачем же ты тратиться сюда приехала? Ведь из твоего дела ничего не выйдет… Велят тебе сказать, что Анна с мужем и с детьми российская дворянка и что тебе, старостихе Ростовской, нет до них никакого дела.
– Нет… Я так не позволю! – выговорила панна, опять вспылив.
– Да тебя о твоем позволении и не спросят. А будешь шуметь…
– Конечно, буду шуметь.
– Верю… Вижу, что будешь шуметь… Не такой ты человек. У тебя на лице шум написан… А будешь ты шуметь – то тебя свяжут по рукам и ногам, положат в санки и повезут обратно в Польское королевство.
– Ну, это ты врешь, господин Карл Самойлович! – воскликнула старостиха, вставая с кресла.
– Ну, вот увидишь!.. – рассмеялся Скавронский.
– Больше мне с тобой толковать не о чем. – И старостиха, обернувшись грозно к Анне, выговорила: – Я уже была у нашего ясновельможного пана и магната – графа Сапеги. Он мне обещал охлопотать либо выкуп большой, либо вас всех в кандалы и с солдатами ко мне отправят.
– Это кто же… Сапега обещал? – выговорил Карл Самойлович.
– Да. Сам ясновельможный пан Сапега.
– Правда ли это? Ты врешь, может быть…
– Убей меня Бог, если я вру… Он мне все дело справит.
– Увидишь ты его, пани, скоро…
– Да, увижу, через четыре дня.
– Ну, так, пани, скажи ему от меня… Можешь ты аккуратно мое поручение справить?
– Могу!.. – удивилась Ростовская.
– Ну, хорошо. Скажи ему от меня, что граф Карл Самойлович приказал графу Сапеге низко кланяться и сказать, что он дурак. Он, Сапега, а не я…
Скавронский сказал это таким голосом, что Анна, будучи все время задумчива, рассмеялась, даже Михайло робко улыбнулся, а дети, стоявшие в дверях, начали хихикать.
– Ну что ж! Вы же мужики были, мужики и остались, – выговорила Ростовская важно и, не прощаясь, пошла из горницы.
Через четыре дня старостиха была снова у Сапеги. На этот раз сам магнат попросил панну к себе в кабинет и объяснил ей, что хлопотал по ее делу, но результат получился совсем неожиданный… Ей, панне,
