самообман!..»
Бесед об их отношениях они избегали, и только раз Сапега решил объясниться с женой, но это объяснение чуть не стало роковым для обоих. Оно заронило в голову Софьи бессмысленный план и пагубное намерение.
– Что же мне делать, если я по-старому люблю того, кого всегда любила, с первых лет жизни, – тихо и грустно объяснила Софья, как бы винясь в невольном, независящем от нее проступке. – Если тебе это оскорбительно, тебя гневит, дозволь мне постричься в монашество, а сам выбери девушку достойную тебя и женись вновь. Состояние мое, конечно, оставь себе. Мне в монастырской келье нужно будет столько же, сколько нужно нищенке: кусок хлеба и ковш воды.
Граф Сапега не ответил на это ни слова, крепко обнял и поцеловал жену, но быстро, без оглядки, выбежал из горницы…
«Обрадовался возможности отделаться от меня!» – подумала Софья тоскливо.
Но, тотчас почувствовав что-то щекочущее на щеках, она провела рукой по лицу своему и удивилась: оно было мокро… от слез. Но это были не ее слезы.
«Что же это такое?» – подумала она.
XXV
Между тем сборы в путь шли деятельно, и наконец наступил день отъезда в королевство, которое для «польской фрейлины» было не чуждо. Она без сожаления покидала Петербург и Россию, куда уже не суждено ей было вновь вернуться.
Фельдмаршал Сапега, желавший побывать в Голштинии, уехал вперед и морем, а граф Петр с женой двинулся неделю спустя на своих лошадях в дорожной великолепной карете.
Уже верст за сто от Петербурга граф смутил жену вопросом:
– Можно взять два пути… Один из них идет через твои края и Вишки. Как ты пожелаешь, моя дорогая?..
Софья знала, что Вишки на пути их, и была уверена, что муж постарается миновать ее родину.
– Я не знаю… Все равно… – отозвалась она, взволновавшись…
– Тебе все равно?
– Да.
– Зачем же, милая моя, лгать? Тебе не может быть это безразлично.
– Да ведь «его» нет там. Он на том свете или пропадает без вести! – искренно и горячо воскликнула Софья.
– Нет. Я уверен, что все это вздор!.. – значительно произнес Сапега. – Он, твой приятель, по всей вероятности, жив и невредим.
После паузы в несколько секунд Софья произнесла глухо и потупляясь:
– Нет. Не хочу.
– Ехать на Вишки?
– Не хочу. Не надо. Надо мимо…
– Хорошо. Будь по-твоему, – отозвался граф.
Прошло несколько дней однообразного пути по долам и лесам, по селам и местечкам, и наконец латышское сплошное население, появившееся кругом них, говорило графине Сапеге, что она уже в тех пределах, где родилась и где была когда-то счастлива… Счастливее!
Однажды на одном ночлеге до ее слуха коснулось знакомое название.
– Покорми лошадей в Юрровом боре! – сказал кто-то. «Где же мы едем!» – подумала Софья и встревожилась.
Оказалось, что графиня Сапега не ошиблась.
Они ехали чрез родные места и на другой день в сумерки, должны были остановиться для ночлега в том самом «виасибас намс» – постоялом дворе, где служил когда-то Карлус.
– Мы едем на Вишки? – решилась она сказать мужу.
– Да, – отозвался Сапега коротко и сухо.
– Зачем же?
– Не все ли равно.
– Нет. Не все равно. Мне это не «все равно»! Зачем же тогда… – дрогнувшим от волнения голосом произнесла графиня.
Сапега не ответил ни слова, но затем, чрез несколько минут, выговорил как бы в объясненье чего- то:
– Приедем к вечеру, ночуем в гостинице, а рано утром выедем. Что ж тут…
Графиня только подавила тяжелый вздох.
Она думала: «Да, конечно… Только проедем. Но я увижу дорогие места, и это только растравит мне сердечную боль…»
Чрез мгновенье молодая женщина видимо взволновалась.
