– Ну, партизан на открытой местности. Пробежит, упадет. Вот это и есть моя жизнь.
– Почему партизан? Солдат под обстрелом.
– Ну не важно! Все равно война. Это какой-то ужас. Я не выдержу.
– А ты его лечи.
– Я уже лечила. Даже в Бурятию ездила, к буряту. За травами. Все бесполезно. Можно только бросить.
– Ну брось!
– Не могу. Я его люблю. Все остальные – амбалы рядом с ним.
– Амбал – это что?
– Не знаю. Сарай. Или плита бетонная... Что мне делать?
– Ничего не делать, – сказала Марго. – Никогда хорошо не жили, и нечего начинать. Как там Иркутск?
– В Доме декабристов была. И на кладбище.
– Я скучаю по этому времени, – поделилась Марго. – Я скучаю по декабристам.
– Да уж, – согласилась Нинка. – Тогда слово, данное другому, что-то значило. Тогда были другие мужчины.
– И другие женщины.
– Женщины не меняются, – возразила Нинка. – Они всегда женщины. Ну ладно... Я тебе завтра позвоню.
Она ушла, забыв сигареты и свое отчаяние. Отчаяние осталось в комнате. Марго вдыхала его. Болела грудь. Корольков стоял перед глазами: неровный срез переднего зуба, два голубых окна в тревожный мир... Захотелось встать, одеться и поплестись к нему куда бы то ни было: в больницу, домой... Но она никуда не пойдет. Она себя знает.
Раздался звонок в дверь. «Это Нинка, за сигаретами», – подумала Марго. Трудно поднялась. Открыла дверь.
В дверях стоял Корольков. Он что-то проговорил, но она не расслышала, различила только глуховатый голос, бубнящую интонацию. Качнулась к нему, и в грудь под ребра вошел нож. Она и раньше слышала: пронзила любовь, но думала, что это просто красивые слова. Оказывается, правда.
Марго смотрела, всматривалась в его лицо. В своей жизни она не видела ничего более красивого, чем это склоненное к ней лицо. Произведение Божьего искусства. Подлинник.
– Тебе больно?
Было больно от ножа, который стоял в солнечном сплетении. На глазах выступили слезы.
Он целовал ее в глаза. Потом в губы. И она слышала вкус собственных слез.
– Ты когда меня полюбила?
– Я? Сразу. А ты?
– И я сразу.
– А чего воображал?
– Побаивался.
– Чего?
– Я старый, нищий и больной.
– Ну и пусть!
– Это сейчас «ну и пусть». А дальше?
– Не надо заглядывать вперед. Не надо ничего планировать. Один уже планировал...
– Кто?
– Не важно кто... В истории много примеров. Гитлер. Наполеон.
– Ты любила до меня?
– Сейчас кажется, что нет.
– Я прошу тебя... Пока мы вместе, пусть у тебя больше никого не будет...
– Мы всегда будем вместе. Не бойся ничего. Настоящий мужчина не должен бежать от любви. Не должен бояться быть слабым, больным и нищим.
– Я не настоящий. Ты принимаешь меня за кого-то другого. Ты меня не знаешь.
– Это ты себя не знаешь. Ты сильный и талантливый. Ты самый лучший из всех людей. Просто ты очень устал, потому что жил не в своей жизни. Ты был несчастлив.
– Почему ты так решила?
– А посмотри на себя в зеркало. Такого лица не бывает у счастливого человека.
– Да?
– Такое впечатление, что ты прожил всю свою прошлую жизнь и живешь по инерции. По привычке жить.
– Ты еще молодая. У тебя нет привычек. Они тебя не тянут.
– У меня есть привычка к одиночеству.
– Ты его любишь?
– Что?
– Одиночество.
– Разве одиночество можно любить?
– Я любил до тех пор, пока не встретил тебя. А сейчас понимаю, что был по-настоящему нищим.
– А я знаю, какой ты был маленький.
– Какой?
– Такой же, как сейчас. Ты и сейчас маленький, поседевший от ужаса ребенок. И говоришь, бубнишь, как дьячок на клиросе. Тебя, наверное, в школе ругали.
Стучали ходики. Иван закрыл глаза и вспомнил себя маленьким. Как давно началась его жизнь. И сколько еще протянется...
Марго обтекала его, как река, заполняя все изгибы, не давая проникнуть ни боли, ни сквозняку.
– Ты о чем?
– Я счастлив. Так спокойно на душе. В самой глубине так тихо. Вот все, что человеку надо. Тишина на душе и преданная женщина с легкими руками.
– И морщинами, – добавила Марго.
– И морщинами, которые ты сам навел ей на лицо. Морщинами от слез и смеха. Ты делал ее счастливой – она смеялась. Делал несчастной – плакала. Так и должно быть: мужчина берет молодое лицо в начале жизни и расписывает по собственному усмотрению.
– А если уже до тебя расписали?
– Все сотру, что до меня.
– Ты меня не бросишь?
– Нет. А ты меня?
– Я – твоя собака. Я буду идти за твоим сапогом до тех пор, пока ты захочешь. А если не захочешь, я пойду на расстоянии.
– Не говори так...
Они переплелись руками, телами, дыханием. И уже невозможно было их распутать, потому что непонятно – кто где.
– Ты куда?
– Взять сигареты.
– Я с тобой.
– Подожди меня.
– Не могу ждать. Я без тебя не могу.
– Ну подожди!
– Не могу. Честное слово.
– Ну посчитай до десяти. Я вернусь.
Он встал и вышел.
Марго начала считать:
– Раз... два... три... четыре... пять...
