преступника избежать удушения?
— Конечно. Если бы Дженни нашли, к примеру, застреленным, или отравленным, или зарезанным — у нас бы не было повода думать, что преступление совершает один и тот же человек. Отметьте, что в последнем случае Дженни перед удушением оглушили! Почему бы не довершить это черное дело просто сильным ударом по голове? К чему эта задержка с накидыванием проволоки на шею?.. Послушай, отец, я полагаю, что преступник хотел, чтобы мы подумали, будто преступления связаны!
— Бог мой, ты прав, — пробормотал старик, пораженный догадкой сына.
— Это настолько близко к истине, — продолжал Эллери, устало опускаясь в кресло, — что, если бы я знал, почему убийца хочет, чтобы мы ему поверили, я бы разгадал всю историю... Но я все время держу в уме второе преступление. И все же, нужно поискать доказательство того, что оба преступления совершил один и тот же человек.
На инспекторском столе зазвонил телефон. Инспектор поднял трубку.
Послышался приглушенный резкий голос:
— Вас хочет видеть человек по имени Кнайсель, инспектор. Говорит, что это крайне важно.
— Кнайсель?! — Инспектор, казалось, потерял дар речи, но глаза его загорелись. — Говоришь, Кнайсель? Пропусти его, Билл!
— Какого черта нужно этому Кнайселю? — подался вперед Сэмпсон.
— Не знаю. Послушай, Генри... у меня появилась идея.
Они поглядели друг на друга с полным пониманием. Эллери ничего не спросил.
Полицейский открыл дверь. На пороге появилась тщедушная фигура Морица Кнайселя. Инспектор вскочил:
— Заходите, доктор Кнайсель. Проходите. Все в порядке, Фрэнк.
Детектив ушел. Ученый медленно прошел в кабинет. На нем было поношенное зеленое пальто с желтым вельветовым воротником. Рука, сожженная химикатами, сжимала зеленую велюровую шляпу.
— Садитесь. Что вас привело сюда?
Посетитель сел на краешек стула, положив шляпу на колено. Красивые черные глаза его Спокойно обозревали остановку кабинета — бесстрастным, автоматическим взглядом, но все впитывая и ничего не пропуская.
Внезапно он заговорил:
— Когда вы допрашивали меня, я был слишком огорчен смертью своего коллеги и друга. У меня не было возможности хорошенько все обдумать. Теперь я проанализировал факты, инспектор Квин, и откровенно заявляю вам: я боюсь за свою жизнь!
— Понимаю.
Ледяные фразы камнем падали с губ инспектора. Окружной прокурор подмигнул инспектору из-за плеча Кнайселя. Инспектор равнодушно кивнул.
— Что конкретно вы имеете в виду? Вы обнаружили в связи со смертью доктора Дженни какой-то новый факт?
— Нет, это нет. — Кнайсель поднял кисти рук и посмотрел на их пораженную кожу. — Но у меня родилась теория. Она волнует меня весь день. И по этой теории я — именно я — должен стать жертвой номер три в этой дьявольской череде убийств!
Эллери вопросительно поднял брови. В его глазах возник интерес.
— Теория, да? — пробормотал он. — Наверняка вполне мелодраматическая. — Кнайсель бросил на него взгляд. — Кнайсель, у нас как раз нехватка теорий на сегодня. Так что давайте-ка в подробностях.
— Разве неизбежность моей смерти — это мелодраматическая теория, мистер Квин? — обиженно спросил ученый. — Я начинаю менять свое первоначальное мнение о вас. Чувствую, вы осмеиваете то, что даже не в состоянии понять!.. Инспектор!
Он повернулся к Эллери спиной и обратился к его отцу:
— В целом моя теория такова. Некая четвертая партия, назовем ее X, задумала серию убийств, начиная с удушения Абигейл Дорн, продолжив удушением доктора Дженни и заканчивая удушением Морица Кнайселя.
— «Четвертая партия»? — Инспектор нахмурил брови. — Кто это?
— Я не знаю.
— В таком случае, для чего?
— А вот это другой вопрос! — Кнайсель слегка похлопал инспектора по колену. — Чтобы получить наш секретный сплав!
— А, вот оно что... — Сэмпсон выглядел разочарованным. Но с чела инспектора не сходило выражение озабоченности. И взгляд его перебегал с Эллери на Кнайселя.
— Значит, убийство, совершенное для того, чтобы завладеть секретом, который стоит миллионы. Неплохо. Вовсе не глупо... Но для чего же, скажите, в таком случае убивать миссис Дорн и доктора Дженни? Сдается мне, что, согласно вашей версии, достаточно было бы только вашего убийства.
— Недостаточно. — Ученый говорил холодно и обдуманно, казалось, он сделан из стали. — Давайте предположим, что эта гипотетическая четвертая партия скрывается где-то. И им (или ему, если мы говорим о преступнике-одиночке) чрезвычайно хочется получить результаты работы моей лаборатории. И более того — после устранения мешающих лиц он станет единственным держателем секрета. Во-первых, ему нужно убрать Абигейл Дорн. Он позволил ей жить ровно столько, сколько нужно, чтобы она обеспечила на несколько лет работы фонд субсидий на эксперименты. И, как только она заговорила о прекращении субсидирования, он убивает ее и тем самым достигает двух целей. Он обеспечивает себе финансовую поддержку даже после ее смерти, а кроме того, он убирает одну из держательниц будущего патента. Поле деятельности очищено!
— Продолжайте.
— Затем, — невозмутимо продолжал Кнайсель, — настает очередь партнера доктора Кнайселя — доктора Дженни. Как видите, я строго логичен... Злоумышленник оставляет меня напоследок, поскольку технически я — самая профессиональная составляющая работы. Полезность доктора Дженни осталась в прошлом. Итак, остается только одна персона, которая помешает ему приватизировать результаты работы, — это я. Вы следите за ходом моей мысли, господа?
— Конечно, — резко ответил инспектор. — Но я не вижу причины убивать Дженни сразу же после убийства старухи. Почему такая спешка? Для чего? И работа не окончена. Наверное, Дженни как-то способствовал бы завершению исследований...
— Так ведь мы имеем дело с личностью исключительно хитрой и предусмотрительной, — отвечал Кнайсель. — Если бы он стал ждать окончания работы, ему пришлось бы совершить еще два убийства практически одновременно. Теперь, когда Дженни нет, осталось только одно убийство, чтобы убрать все трио и завладеть секретом ценой в миллионы.
— Умно, но слабо, — пробормотал Эллери.
Кнайсель игнорировал его замечание.
— Продолжаю. Смерть миссис Дорн и доктора Дженни очистила дорогу для продолжения разработок. Средств, имеющихся в фонде, более чем достаточно. Я способен довести эксперименты до успеха — ему это известно... Теперь и вам должны быть понятны его мотивы.
— Да, — сказал Эллери, — мы понимаем мотивы.
Взгляд женственных глаз Кнайселя стал острым, однако он тут же овладел собой и пожал плечами.
— Теория хороша, доктор Кнайсель, — сказал инспектор, — однако нам нужно нечто большее, чем догадки. Имена, фамилии, люди! Уверен, что у вас есть подозреваемые.
Ученый закрыл глаза.
— Конкретно — нет. И почему вы настаиваете на конкретных показаниях от меня — я не понимаю. Вы, надеюсь, не презираете теоретические построения, инспектор? Полагаю, и сам мистер Эллери Квин работает над теориями... Эта гипотеза хорошо аргументирована, сэр. Она основана на рассмотрении фактов
