и в них была такая боль и мольба, что Билл немного изменился в лице.
— Вы не видели автомобильных следов на главной дорожке во второй раз?
— Я не помню.
— Вы в своих показаниях утверждали, что, приехав раньше времени, выехали на Ламбертон-роуд в сторону Кэмдена и ездили около часа. Вы не припомните, не встречался ли вам двухместный «форд», который вела женщина в вуали, в первый раз или на обратном пути во второй?
— Не помню.
— А в котором часу вы были в Нью-Йорке в тот вечер?
— Где-то около полдвенадцатого. Я... поехала домой, переоделась в вечернее платье, снова поехала в Вальдорф и там присоединилась к компании мамы.
— Кто-нибудь обратил внимание на столь долгое ваше отсутствие?
— Я... Нет. Нет.
— Ваш жених был там, без вас ваша мать была там, мистер Финч, остальные друзья и знакомые, и никто не заметил вашего отсутствия, мисс Гимбол? И вы думаете, мы этому поверим?
— Я была слишком расстроена. Я не помню, чтобы кто-нибудь сказал мне что-нибудь по этому поводу.
Билл скривил губы и повернулся в сторону жюри.
— Кстати, мисс Гимбол, что вы сделали с той запиской, которую оставила вам преступница?
Поллинджер, словно черт из табакерки, вскочил, но потом, вероятно подумав, сел, так ничего и не сказав.
— С запиской? — повторила, спотыкаясь, Андреа. — С какой запиской?
— С запиской, написанной жженой пробкой. Вы слышали показания мистера Квина? Что вы сделали с запиской?
— Я не знаю, о чем вы говорите. — Голос Андреа поднялся чуть не до крика. — Я говорю вам, что не было никакой... Я хочу сказать, что не знаю ни о какой записке!
— На месте преступления было три человека, мисс Гимбол, — безжалостно наступал Билл. — Жертва, убийца и вы. У вас в руках недостающие улики. Убийца после преступления написала записку, ясно, что не своей жертве. Также ясно, что не самой себе! Где эта записка?
— Ни о какой записке я ничего не знаю! — почти в истерике закричала Андреа.
— Мне кажется, — встав, заявил Поллинджер, — что все это зашло слишком далеко, ваша честь. Свидетель — не обвиняемый. Она дала исчерпывающий ответ на вызывающий сомнения вопрос.
Билл горячо возразил, оспаривая мнение прокурора, но судья Менандер покачал головой:
— Вам ответили, мистер Энджел. Я полагаю, вам следует перейти к следующим вопросам.
— Отвод!
— Принято. Продолжайте допрос, пожалуйста!
Билл, кипя от возмущения, повернулся к свидетельнице:
— Итак, мисс Гимбол, не будете ли любезны сказать этому жюри, не сообщали ли вы об этих событиях рокового вечера кому-либо из официальных лиц, ведущих расследование этого дела, — начальнику полиции Трентона Де Йонгу, прокурору Поллинджеру или кому-то из его людей?
Снова поднялся Поллинджер и снова опустился на место. Андреа бросила на него взгляд и облизнула губы.
— Да, сообщала, — проговорила она, нервно теребя перчатки.
— Ах, сообщали. Вы сделали это добровольно? Вы сами, по своей воле пришли и сообщили эти данные?
— Нет, я...
— В таком случае Де Йонг или мистер Поллинджер приходили к вам?
— Мистер Поллинджер.
— Иными словами, если бы мистер Поллинджер не обратился к вам с вопросами, вы не обратились бы к властям с вашей историей? Минутку, мистер Поллинджер! Вы ждали, пока представители власти не явились к вам сами? И когда это было, мисс Гимбол?
Андреа прикрыла глаза ладонью, защищаясь от впившихся в нее взглядов публики.
— Я не помню. Может, через неделю после этого...
— После преступления? Не бойтесь назвать вещи своими именами, мисс Гимбол. Преступления. Вас не пугает это слово, а?
— Нет. Нет. Конечно нет.
— Через неделю после совершившегося преступления к вам пришел прокурор и допросил вас. В течение этой недели вы ни словом не обмолвились о своем посещении места преступления в ночь убийства. Я правильно понял?
— Это было не очень важно. Я ничего полезного для следствия сообщить не могла. И мне было неприятно оказаться замешанной в эту историю.
— Вам было неприятно оказаться замешанной в безобразную историю? Так надо понимать? А теперь, мисс Гимбол, скажите, когда вы в тот вечер были на месте преступления, вы трогали руками нож?
— Нет! — Андреа явно пришла в себя; в голосе ее появились новые интонации, глаза заблестели, голубизна в них вновь вернулась. Она твердо посмотрела в глаза Биллу.
— Где был нож?
— На столе.
— Вы даже пальцем не притрагивались к нему?
— Нет.
— На вас в тот вечер были перчатки?
— Да. Но левую я сняла.
— Правая была надета?
— Да.
— Правда ли, что, когда вы выбегали из комнаты, вы зацепились кольцом за дверь и бриллиант с обручального кольца выпал?
— Да.
— Вы потеряли его? И не заметили, что он выпал?
— Нет.
— Правда ли, что я нашел его и сказал вам об этом в тот вечер, когда было совершено преступление, и что вы умоляли меня никому не говорить об этом?
В глазах девушки вспыхнуло пламя.
— Да! — Теперь щеки Андреа горели.
— Не правда ли, — спросил Билл сухим, бесцветным голосом, — что вы даже поцеловали меня, чтобы я не открывал этот факт полиции?
Андреа будто ударили, она даже привстала со своего места.
— Как вы можете... вы же обещали! Вы... вы… — Она прикусила губу, чтобы не расплакаться.
Билл поднял голову и с решительностью продолжил:
— Вы видели обвиняемую в вечер преступления?
Огонь в глазах Андреа погас.
— Нет, — прошептала она.
— Вы не видели ее ни в какой из моментов — Ни в хижине, ни вне хижины, ни на дороге между хижиной и Кэмденом?
— Нет.
— Но вы признаетесь, что сами были на месте преступления в тот вечер и ничего никому не сказали, пока вам серьезно не выговорил на этот счет прокурор в частной беседе?
Поллинджер с протестующим криком вскочил. Завязалась длительная перепалка между обвинителем и защитником.
— Мисс Гимбол, — все тем же сухим голосом резюмировал Билл, — вы не знали, что ваш приемный отец ведет двойную жизнь?
— Нет.
