когда вы пришли в себя?
— Тарелка. А на ней много таких же использованных желтых картонных спичек — вы сами видели их в тот вечер. Лампа и этот ужасный нож — в крови, со жженой пробкой на кончике.
— Ничего больше?
Она задумалась.
— Ничего. Больше ничего.
— А спичечной пачки там не было?
— Нет.
— Гм... — Эллери некоторое время пристально смотрел на Андреа. Потом поднялся и обратился к Биллу: — Как тебе понравится работенка — не отходить от Андреа ни на шаг несколько дней? Я передумал. Сейчас я должен согласиться, что некоторая опасность есть — больше, чем вчера вечером.
— Я же говорил тебе, что так оно и будет! — сердито воскликнул Билл, размахивая руками. — Андреа, что за ребячество было являться сюда так открыто. И что я, по-твоему, должен делать, Эллери?
— Забери Андреа домой. И там оставайтесь. Стань ее тенью. Не такое уж это обременительное задание, полагаю.
— Вы действительно думаете... — не очень возмущенно пробормотала Андреа.
— Так будет безопаснее, Андреа. Ох, Билл, Билл, да не стой ты как восковая фигура из музея мадам Тюссо!
Билл в мгновение ока исчез за дверью спальни и выскочил оттуда с невероятной быстротой, уже одетый и красный до корней волос.
— Минутку, — остановил его Эллери и ушел в спальню. Вернулся он с задумчивым видом, держа в руке табельное оружие полицейского — револьвер 38-го калибра. — Прихвати с собой эту железяку. Осторожно, он заряжен. Попусту с оружием не играй. Как им пользоваться, надеюсь, знаешь?
— Я имел с такими дело, — буркнул Билл.
— Господи, Андреа, что за ужас в глазах! Это просто на всякий случай. Экстренные меры безопасности. Мало ли что. А теперь ступайте. Не спускай с нее глаз, Билл!
— У нас могут быть неприятности с родными Андреа, — сказал Билл, размахивая револьвером. — Ты для этого дал мне его?
— Можешь пальнуть из него в этого безликого стража, — с иронией бросил Эллери.
Билл схватил за руку Андреа и, ухмыляясь, потащил ошеломленную девушку к выходу. Эллери быстро подошел к окну. Он стоял не шевелясь до тех пор, пока Билл и Андреа не сбежали по ступенькам вниз. Левой рукой Билл крепко держал Андреа за руку, правую не выпускал из кармана. Они вскочили в черный автомобиль и отъехали. Неопределенного вида седан сразу же двинулся по улице.
Эллери бросился к телефону в спальной комнате и вызвал междугороднего оператора. Он нетерпеливо ждал, покусывая губы.
— Алло, Де Йонг? Это говорит Эллери Квин. Да, из Нью-Йорка. Отлично, спасибо. Скажите, пожалуйста, где вещдоки по делу Люси Уилсон?
— Мама родная, вы все еще ковыряетесь в этом? — пробасил начальник полиции Трентона. — Что именно вам нужно?
— Первым делом, эта тарелка. Я видел в тот вечер, как вы ее прибрали. Тарелка со всеми этими полуобгоревшими спичками.
— А, это! Она здесь, у меня в шкафу. А что такое? — В голосе Де Йонга прозвучало нескрываемое любопытство.
— Есть одно соображение. Пока построенное на песке. Сделайте одолжение, вытащите на свет божий эту тарелку со всем ее содержимым и, — Эллери сделал паузу, — и пересчитайте, пожалуйста, спички.
— Чего-чего? — Эллери представил себе, как Де Йонг замигал от изумления. — Вы что, меня разыгрываете?
— Никогда не был более серьезным. Пересчитайте спички. И перезвоните мне. Я буду ждать. — Он дал свой номер.
Де Йонг хмыкнул и повесил трубку. В ожидании его звонка Эллери возбужденно мерил шагами комнату. Наконец телефон зазвонил.
— Ну как? — выпалил Эллери.
— Двадцать.
— Двадцать, — медленно повторил Эллери. — Так-так, что вы думаете по этому поводу? Спасибо, друг. Большое спасибо.
— Да какого черта вам это нужно? Считать спички!
Эллери рассеянно улыбнулся, что-то ответил и повесил трубку.
Некоторое время он стоял, погруженный в размышления. Затем бросился на кровать. Но вскоре поднялся, выудил сигарету из кармана пиджака. Он курил, с отсутствующим видом рассматривая свое отражение в зеркале над бюро. Затем снова завалился на кровать.
Наконец он бросил окурок в пепельницу и вышел в гостиную. Джуна убирал со столика остатки завтрака, с ухмылкой глядя на чашку Андреа.
Оторвавшись от чашки, он посмотрел на Эллери.
— Это его девушка? — обратился он к Эллери. — Его?
— Что? О, думаю, да.
Джуна с облегчением вздохнул и заметил:
— А она ничего. Умная.
Эллери подошел к окну, сцепив пальцы за спиной.
— Джуна, ты у нас мастер по части арифметики. Сколько будет, если от двадцати отнять двадцать?
Джуна подозрительно посмотрел на Эллери:
— Это и ребенку известно. Ничего.
— А вот и нет! — улыбнулся Эллери, поворачиваясь к нему. — Тут ты ошибаешься, сын мой. Если от двадцати отнять двадцать, получается, как ни странно... все. Ну не удивительно ли, а?
Джуна потянул носом и продолжил свою работу. Он знал, что в такие минуты лучше не спорить.
Через некоторое время Эллери произнес с некоторым удивлением:
— Все! Господи, да теперь все ясно как день.
— Угу, — насмешливо промычал Джуна.
Эллери сел в кресло, обычно зарезервированное для инспектора, и закрыл лицо ладонями.
— Так, может, объясните, что ж такое вы говорили? — нахмурившись, обратился к нему Джуна.
Но Эллери не ответил. Джуна пожал плечами и удалился с подносом на кухню.
— Ясно как день. Даже еще яснее. — Эллери вскочил с кресла. — Так, гром и молния! — выкрикнул он. И решительно направился в спальню к телефону с видом человека, который прекрасно знает, что ему надо делать.
Глава, в которой, как обычно, читателю бросают вызов
«Публика, — писал Томас Де Квинси, — плохой отгадчик». Если гедонист Томми был прав относительно людей своего времени, то за последнее столетие человек в массе своей заметно изменился. Ибо любой закройщик детективных историй наших дней скажет вам, что современная публика — по крайней мере, та ее часть, которая ищет прибежище в детективах, — прекрасный отгадчик. Даже слишком прекрасный, сказал бы я. Во всяком случае, судя по письмам, которые сыплются на мою бедную голову, можно заключить, что читатели, которых удалось одурачить, составляют скорее исключение, нежели правило.
Впрочем, у нас есть надежная защита. Гадать на воде — нечестно. И хотя каждый писатель сам себе
