Отказавшись от предложения Тони, она совершила самый трудный поступок в своей жизни. Искушение принять его было слишком велико, и теперь даже гордость служила ей слабым утешением.
Дебора с нетерпением ожидала, когда же упадет в объятия Лизбет, чтобы выплакаться, – но при этом не собиралась рассказывать сестре о том, что с ней произошло. О нет, эта тайна принадлежала только ей, ей одной.
В Лондоне одна из пассажирок, пожилая дама, путешествовавшая с внуками, заметив растерянность и смущение Деборы, сжалилась над ней. Она помогла молодой женщине нанять коляску, которая отвезла ее к дому Лизбет и Эдмонда, расположенному в небогатом, но приличном квартале неподалеку от Нью-Роуд. Возница запросил возмутительную сумму в двенадцать шиллингов. Дебора начала опасаться, что с такими ценами ее скромных средств надолго не хватит.
По улицам уже скользили длинные вечерние тени, когда она устало поднялась по ступенькам к двери Лизбет и Эдмонда. В окнах не было видно приветливых огоньков свечей, хотя она, в общем-то, и не рассчитывала, что ее будут ждать именно сегодня. Она написала Лизбет о том, что непременно приедет, но не смогла назвать хотя бы приблизительную дату, не говоря уже о времени.
Дебора потянула за шнурок звонка. Он откликнулся оглушительным звоном, разнесшимся по всем уголкам дома. Она ждала. Не услышав звука приближающихся шагов с другой стороны двери, Дебора заволновалась, что Лизбет может и не оказаться дома. Она достала письмо сестры и сверилась с указанным в нем адресом.
Затем снова позвонила. Ответом была тишина. Сердце испуганно забилось у нее в груди. Может, стоит обратиться к кому-нибудь из соседей? Но ближайшие дома были темны и, очевидно, заперты на ночь. Люди, проходившие мимо, двигались целенаправленно, с нахмуренными и сосредоточенными лицами, опустив глаза и не глядя друг на друга.
Когда Дебора потянулась к звонку в третий раз, дверь отворилась. С облегченным вздохом она переступила порог – и остановилась.
Она ожидала увидеть служанку. А в женщине, стоявшей в дверях, она хоть и с трудом, но узнала свою сестру. Она помнила Лизбет смешливой девушкой с живыми голубыми глазами и волосами цвета спелой пшеницы. А эта женщина была печальной, робкой и незаметной – тенью прежней хохотушки. Волосы ее были заплетены в косу, словно у нее не было времени привести их в порядок, а кожа поражала смертельной желтизной. На руках она держала ребенка.
– Дебора? Это действительно ты?
– Да. – Дебора кивнула, растерянно глядя на сестру и пытаясь совместить образ прежней Лизбет с тем, что увидела. – Я приехала не вовремя?
– Нет, нет, что ты. Я жду не дождусь тебя! – Лизбет свободной рукой обняла сестру. – Я так скучала по тебе. Я скучаю
Говоря это, она одной рукой трясла ребенка, и движения ее были очень нервными.
– Для начала давай закроем дверь, – предложила Дебора.
– Разумеется, – согласилась Лизбет и хлопнула дверью, отрезая последний робкий лучик света, который сочился с улицы в мрачную, угрюмую комнату. – Хочешь, повесь накидку на крючок и пойдем в гостиную.
Она пошла впереди Деборы и свернула в комнату, расположенную по правой стороне короткого коридорчика.
Здесь тоже не горело ни одной свечи, а в камине не пылал огонь. И Лизбет почему-то не спешила разжечь его.
Дебора развязала ленты на шляпке, решив пока оставить свои замечания при себе. Она протянула руки.
– Ну-ка, покажи мою племянницу.
Лизбет осторожно передала ей ребенка. А потом с усталым вздохом упала на софу, по-прежнему, впрочем, не зная, куда девать руки. Она пригладила волосы, коснулась лица, сложила их на груди и снова опустила на колени.
Малышка спала. От нее пахло молоком, а мягкие светлые локоны делали ее похожей на ангелочка.
В Деборе проснулся материнский инстинкт. А ведь она, может статься, беременна… Пожалуй, впервые после того, как она покинула Дерби, мысль об этом не привела ее в отчаяние.
– Она просто красавица. Как вы ее назвали? – очарованная, поинтересовалась она.
– Памела.
– В честь мамы? – с улыбкой заметила Дебора, имея в виду свою приемную мать. – Она была бы рада.
– Да, я тоже так думаю. – Лизбет перекинула косу на грудь и принялась яростно теребить кончик. – Ты не могла бы зажечь свечу?
Лизбет вздрогнула и очнулась.
– Свечу? – Она отрицательно покачала головой. – Эдмонд полагает, что мы должны ограничить расходы на содержание этой гостиной. Собственно говоря, я уже собиралась лечь в постель, когда ты приехала. Если я не могу зажечь свечу, то какой смысл сидеть в темноте?
По-прежнему держа ребенка на руках, Дебора осторожно выскользнула из накидки и положила ее на один из стульев, стоявших напротив софы. Комната выглядела голой – ни ярких ковров на стенах, ни картин. Атмосфера здесь была мрачной и гнетущей, как на похоронах.
Дебора присела на стул и положила спящую девочку себе на колени.
– Лизбет, расскажи мне, пожалуйста, что у вас произошло.
