– Иногда мне кажется, что я ненавижу ее.
От этого признания кровь застыла у Деборы в жилах.
– Но бывает и так, что… – Голос Тони сорвался. Подняв голову, он посмотрел Деборе прямо в глаза и с жаром воскликнул: – Я рад, что ты здесь! Я знаю, ты чувствуешь себя не в своей тарелке, но твое присутствие имеет очень большое значение.
Дебора кивнула. А потом с отвагой, наличие которой в себе даже не подозревала, предложила:
– Может быть, тебе все-таки стоит поговорить с ней?
– Нет.
– Почему?
– Я не могу. – Тони широкими шагами пересек комнату и остановился у резного камина. – Ты же не слепая, Деб.
– Что ты очень похож на сэра Ричарда?
Глаза у него опасно сузились, челюсть упрямо выдвинулась вперед.
– Они стали причиной того, что мой отец покончил с собой.
И еще он наверняка считал, что они стали причиной драматических перемен в его жизни. Вольно или невольно. Они породили его ночные кошмары и твердую уверенность в том, что отец Тони застрелился, потому что не был его отцом.
Он не мог бороться со своим отцом, зато теперь мог сразиться с ними обоими.
Дебора прошла на середину комнаты, сняла шляпку и положила ее на кровать. Тони внимательно и устало наблюдал, за ней, как если бы вдруг перестал доверять и ей тоже.
Доверие. Сколько раз он повторял, что верит ей? Женским чутьем Дебора вдруг поняла, что в его представлении доверие имеет большее значение, чем любовь.
Она вовсе не желала предавать его, тем не менее, прекрасно сознавала, что ему придется взглянуть правде в глаза.
– Может быть, стоит поинтересоваться, зачем они приехали сюда?
Его реакция оказалась быстрой и вполне предсказуемой:
– Они здесь не нужны. Я хочу, чтобы они уехали.
Собрав волю в кулак, Дебора заявила:
– Тогда тебе придется поговорить с ними. Ведь они сказали, что без этого не уедут.
Тони с размаху ударил рукой по каминной полке, и в глазах его засветилась непреклонная решимость.
Дебора встала. Ей стало страшно, что вот сейчас, в этом невероятном переплетении эмоций, амбиций и обид она может лишиться чего-то очень важного для себя.
Время остановилось.
Тони отвернулся, нечеловеческим усилием взяв себя в руки. Точно так же он повел себя и с матерью.
Деборе отчаянно хотелось подбежать, закинуть руки ему на шею и крепко-крепко прижаться всем телом. Но она не могла этого сделать. Она знала, что он не примет ее. Не теперь, во всяком случае.
– По-моему, сейчас мне лучше всего прокатиться верхом, – осторожно подбирая слова, сказал Тони. – Я должен все тщательно обдумать.
– Очень здравая мысль.
Тони направился к двери. Когда он уже потянулся к дверной ручке, она поняла, что более не может сдерживаться.
– Я люблю тебя.
Он резко обернулся. Глаза их встретились.
– Я знаю. Увидимся за ужином. – И он вышел.
Долго, очень долго Дебора, не шевелясь, стояла посреди комнаты. Раскаяние терзало ее душу.
Тони чуть ли не бегом выскочил из дома. Он чувствован себя так, словно опять остался в одиночестве. Дебора видела слишком многое, и он страшился ее вердикта. Ему нужно было развеяться и хорошенько подумать.
Войдя в конюшню, Тони поздоровался с конюхами, назвав всех по именам. Они как раз заводили лошадей в стойла после вечерней прогулки. Молодой граф, улучив момент, обстоятельно поговорил со старшим грумом, Альфредом, после чего распорядился оседлать норовистого шестилетнего жеребца по кличке Ураган. Конь, кстати, вполне оправдывал свое прозвище. И в течение следующего часа Тони занимался тем, что пытался укротить своенравное благородное животное. Ему некогда было думать ни о чем другом. Он гонял коня, но при этом чувствовал себя так, словно это ему самому приходится выполнять все упражнения, – жеребец оказался ему под стать.
Альфред и несколько его помощников удобно расположились позади невысокого забора и подшучивали над графом всякий раз, когда Ураган брал над ним верх. А когда Тони начал успокаивать жеребца, давая ему остыть, Альфред заметил:
– Жизнь в городе размягчила вас, милорд.
Остальные конюхи, ухмыляясь, поддержали старшего грума, добавив несколько шуточек от себя. Тони
