производил над ним ритуальные действия, которые при рождении ребёнка совершает его отец. А сам новоиспечённый воин, в знак своего нового рождения, получал всё новое: и одежду, и даже имя.
С течением веков элементы древнего ритуала отмирали один за другим. Но если мы с вами вспомним знаменитую процедуру посвящения в рыцари с её не менее знаменитым ударом меча плашмя по плечу, – в свете сказанного в этой главе мы легко догадаемся, что удар плашмя здесь обозначает настоящий смертельный удар. Прежнему человеку, не-рыцарю, положено умереть; вместо него рождается новый…
Отметим сразу же, что подобными ритуалами в древности сопровождалось не только вступление в воинскую дружину, но вообще всякое изменение социального статуса, переход в иное качество. Например, переход из мальчиков – в мужчины, из девочек – в девушки. И не забудем: то, что нам, сегодняшним, кажется просто красивым спектаклем и не более, древний человек воспринимал абсолютно всерьёз!
В этнографической науке существует целая отрасль, занятая изучением обрядов, сопровождающих смену общественного положения человека у самых разных народов. Эти обряды так и называют обрядами перехода. Сохранилось ли от них хоть что-нибудь в культуре современных цивилизованных стран, кроме архаического посвящения в рыцари? А как же! Взять хоть свадьбу: почему невеста надевает белое платье? Да потому, что в древности белый был цветом траура. Невеста переходит в род мужа, а значит, «умирает» для своей прежней родни. Отсюда и обычай брать фамилию мужа, и – особенно в деревне – обыкновение называть родителей мужа «матерью» и «отцом». А монашеский постриг? А крещение с его наречением имени?
Воинские умения
Цельного рассказа о том, что полагалось знать и уметь уважающему себя воину-викингу, в скандинавских сказаниях нет. Встречаются только отдельные эпизоды, иллюстрирующие необычайную силу, ловкость, сноровку того или иного персонажа, – вроде того, что приведен в главе «Воины-звери». Древнесеверные сказания вообще отличаются большой скупостью стиля, а повествовать предпочитают о вещах необыкновенных, о том, что кого-то удивило и потрясло. О том же, что и так было у всех каждый день перед глазами и вроде как само собой разумелось, они порою умалчивают. Но вот, например, что говорит предание об Олаве конунге сыне Трюггви, «самом сноровистом из людей, о которых в Норвегии рассказывают»:
«Он был необычайно силён и ловок, и многие рассказы об этом записаны. В одном из них говорится, что он влез на Смальсархорн и укрепил свой щит на вершине этой скалы. Рассказывают также, как он помог одному из своих людей, который влез на эту скалу и не мог ни взобраться выше, ни спуститься вниз. Конунг поднялся к нему и, обхватив его рукой, спустился с ним вниз на землю. Олав конунг ходил по вёслам за бортом корабля, в то время как его люди гребли, и он играл тремя ножами так, что один был всё время в воздухе, а рукоять другого – в его руке. Он рубил одинаково обеими руками и метал сразу два копья…»
Между прочим, ловкое жонглирование ножами упоминается даже в сказаниях о Богах. Гюльви конунгу приснилось, будто он попал на небо и узрел там чертоги, принадлежавшие Богам и душам павших героев, взятых в небесную дружину. И что же? «У дверей того чертога Гюльви увидел человека, игравшего ножами, да так ловко, что в воздухе всё время было по семи ножей…» Естественно, герою, взятому на небо за великие подвиги, полагалось всё делать лучше других.
А вот эпизод из сказания, повествующего о событиях XII века. Он заставляет вспомнить то, что говорилось в прошлой главе о посвящении в ирландскую дружину. Харальд – норвежец, выросший в Ирландии, – рассказывает Магнусу сыну конунга об этой стране и о том, что там «есть люди такие скорые на ногу, что никакая лошадь не может их обогнать». Себя, впрочем, он к таким умельцам не причислял. Магнус не поверил, дело дошло до обвинений во лжи, а потом и до вызова на состязание.
«Магнус начал отмеривать расстояние. Харальд сказал:
– Расстояние слишком длинно.
Тогда Магнус ещё удлинил его и сказал, что даже так оно слишком коротко. Собралось много народу. Началось состязание. Харальд всё время держался вровень с плечом лошади, и когда они достигли конца отмеренного расстояния, Магнус сказал:
– Ты держался за подпругу, и лошадь тащила тебя.
У Магнуса был очень быстрый гаутский скакун. Они побежали снова. На этот раз Харальд всё время бежал впереди лошади. Когда они добежали до конца, Харальд сказал:
– Ну что, держался я за подпругу?
Магнус говорит:
– Теперь ты бежал впереди.
Магнус дал своему скакуну отдохнуть немного. Потом пришпорил его и пустился вскачь. А Харальд стоял спокойно. Тогда Магнус оглянулся и крикнул:
– Беги!
Харальд побежал и намного обогнал Магнуса. Он добежал до конца отмеренного расстояния задолго до Магнуса, лёг там и, когда Магнус доскакал туда, вскочил и приветствовал его…
Сигурд конунг узнал о том, что произошло, только после обеда. Он сказал Магнусу в гневе:
– Вы называете Харальда глупым, но мне кажется, что ты сам дурак. Ты не знаешь иноземных обычаев. Ты не знал, что у иноземцев в обычае закалять себя в разных искусствах, а не заниматься только тем, что напиваться до бесчувствия?»
Напомним, речь здесь идёт о XII веке, когда конунги из боевых предводителей древних дружин всё более превращались в обычных заплывших жирком королей средневековья. Двумя-тремя столетиями ранее, в разгар эпохи викингов, сыну конунга подобного напоминания не потребовалось бы.
Викинги были воинами в основном морскими; учёные пишут даже, что их дружины на корабельных палубах чувствовали себя едва ли не уверенней, чем на твёрдой земле. Естественно поэтому, что «водные виды спорта»
пользовались в их среде величайшим почётом. Плавать и нырять умели все; воин, выброшенный или сам выскочивший в бою за борт корабля, умел плыть прочь, прячась от стрел, да и просто от вражеских глаз, под своим щитом, благо тот делался из дерева и в воде не тонул.
Вот ещё пример из сказания. Морская зимняя буря «с вьюгой и морозом» загнала купеческий корабль к острову у норвежского побережья. Вообще-то викинги знали способ при любой сырости сохранять трут сухим: его вкладывали в ореховую скорлупку и облепляли воском. Этим людям, однако, огня взять было негде, они пали духом и начали потихоньку готовиться к смерти. Потом наступили сумерки, и по другую сторону пролива засветился огонь. Сниматься с якоря не рискнули. Что делать? На счастье горе- мореплавателей, сыскался среди них один удалец, исландец по имени Греттир, с которым мы уже встречались в главе «Воины-звери».
«Греттир приготовился плыть. Он сбросил с себя одежду и надел на голое тело плащ с капюшоном и сермяжные штаны. Он подобрал полы плаща, обмотался вокруг пояса лыком и взял с собой бочонок. Затем он прыгнул за борт. Он переплыл пролив и вышел на берег. Он увидел дом, и оттуда слышались голоса и громкий смех. Греттир повернул к дому… Весь его плащ, когда он вышел на берег, обледенел, и он казался прямо великаном. Сидевшие в доме пришли в ужас и подумали, что это какая-нибудь нечисть…»
Вот так: ничего особенного, «переплыл пролив и вышел на берег». А ведь дело происходит в штормовую зимнюю ночь!..
Можно после этого верить фильмам и произведениям художественной литературы, где викинги изображаются бестолковыми здоровяками, склонными «давить» противника исключительно грубой силой и физическими габаритами?..
Право и суд
В этой книге часто упоминаются законы и древние судебники, есть даже целая глава: «С точки зрения закона». Между тем, когда рассказываешь об этом, люди довольно часто удивляются:
– А разве у викингов были какие-то законы?
Кинематограф и художественная литература немало потрудились, создавая викингам репутацию «варваров, не испорченных условностями цивилизации». Многие авторы (а с ними, понятно, зрители и читатели) считают, что право в эпоху викингов существовало в основном «кулачное». Некоторые воспевают такой мир, некоторые осуждают. Те, кто осуждает, заставляют порой самих своих персонажей, викингов, говорить о «страшной жизни», которая их окружает: вокруг, мол, сплошные убийства, насилие и жуткая
