– Это на самом деле не ко мне. Извините, Сергей Александрович, я не хотел вас обидеть. Но меня не угадали. Полагаю, что в продолжении разговора нет смысла.
Я встал.
– Подождите, Куделин, – сказал Сергей Александрович. – Я не закончил разговор.
– Но я закончил разговор, – сказал я.
– Сядьте! – приказал собеседователь. – Разговор с вами не окончен.
Я был намерен чуть ли не дверью хлопнуть, но, сам себе делаясь противным, послушно присел. Мне было дадено уразуметь, что разговор с гражданином Куделиным вел не улыбчивый Сергей Александрович Кочеров, а вело государство. Или хотя бы существенная составляющая государства. Уже прозвучало “нам известно” вместо чуть ли не вежливо-литературного “известно”. Я вовсе не хотел обижать государство. Я захотел сейчас же выказать свое благоговение перед государством и государственными составляющими. Было бы печально, если бы меня признали заблудшим сыном. Или недостойным подданным. Я себя таким не считал. Или и впрямь мое пребывание в Бюро Проверки было постыдным укрывательством от забот Отечества?
– Я понимаю вашу озабоченность… – Я сразу же сообразил, что употреблением частного имени “Сергей Александрович” я сниму пафос своего заявления. – Это и моя озабоченность. – Тотчас же и добавил:
– Это не для меня… Не могу… Я постараюсь быть полезным стране каким-нибудь иным способом…
– Ну ладно, более не буду вас уговаривать, – устало сказал Кочеров. – Возможно, вас и вправду не угадали… Вы ведь не курите, Куделин, уже двенадцать лет…
– Да, не курю, – сказал я.
– И не курите. А я закурю, с вашего позволения.
И он закурил. С моего позволения.
Возможно, он и на самом деле устал от возни с олухами и социальными ленивцами вроде меня. Кого еще приводили сегодня в заманный кабинет и какие предложения делались им?
– Вы упрямец, Куделин, – протянул Сергей Александрович. – Упрямец…
– Не переношу, когда пытаются лезть мне в душу, – не выдержал я.
– А ловцы-то человеков, они не лезли, что ли, в людские души, если считали это целесообразным? Те самые ловцы человеков, что вызывают ваше почитание… И вы не правы или не столь тонкочувствительны, не замечая, что Ахметьев к вам душевно расположен. А ведь он был намерен просить вас стать его секундантом. Были бы вы рядом с ним, возможно, смогли бы упредить какой-нибудь его ложный шаг. Впрочем, Глеб Аскольдович – неплохой стрелок… Он бывал на охотах с людьми… видными… и ему доверяющими, скажем так… Правда, там птицы и звери подобранные, но все же…
– Да это же чушь несусветная! – искренне воскликнул я. – Какая еще может быть в наши дни дуэль!
– Согласен с вами, – кивнул Сергей Александрович. – Чушь несусветная! Однако же… Но ничего серьезного не случится… Не должно… Даже и без вашего, Василий Николаевич, участия…
Он замолчал. И я сидел молча, занятый мыслями о дурацкой дуэли Ахметьева с поганцем Миханчишиным. Но почему же дурацкой? И почему – поганцем? Его назвали подлецом, и он посчитал необходимым ответить на оскорбление. Но не будет дуэли…
– А номер-то вашей солонки пятьдесят седьмой, – произнес Сергей Александрович в задумчивости.
Он не спрашивал, но я будто бы был обязан ответить на его вопрос, и я пробормотал старательно:
– Да, номер моей солонки пятьдесят седьмой…
Он посмотрел на меня словно бы с удивлением:
– Нет, я это просто так… Без всякой сверхзадачи… Нет, нет, уговаривать я вас более не буду. Не беспокойтесь. Посчитайте, что бормашина выключена… Сейчас я докурю сигарету и отпущу вас…
Однако он закурил вторую сигарету.
– Вот ведь можно пофантазировать, – помолчав, произнес он чуть ли не мечтательно. – Или скажем, выстроить предположения… Может, вам это неизвестно, но мне-то ведомо… Сколько людей, которые вовсе не вынюхивали что-то, не подслушивали, а потом ябедничали, а просто – хотя бы и раз, но доказывали действием верность долгу, своему народу и Родине, причем действие это необязательно совершалось бы среди своих, а где-нибудь в дальней командировке с поручением, сколько этих людей поощрялось потом… скажем, судьбой. И служебные дороги становились скоростными, и всякие житейские блага открывались, и возникали путешествия во всякие Италии, Аргентины и Палестины, причем частые… Каково? Так ведь и учитель истории с нищенской зарплатой может стать, не сразу, конечно, а доказав, директором знаменитого музея или архива с важнейшими документами. Это верное продвижение… Ваши, Василий Николаевич, тяготы с жильем мгновенно бы решились. За границу вы ни разу не ездили, а разве это хорошо? Нет, это я так, выстраиваю предположения…
– Своим жильем я доволен, – сказал я угрюмо.
– Вы лжете по поводу жилья!
– Своим жильем я доволен, – повторил я. – Что касается путешествий, то я домосед и люблю пешие прогулки по Москве. К продвижению охоты не имею.
– Вот, значит, как, Куделин! – встал Сергей Александрович. – Ты уже и губы кривишь! Стало быть, разговор, и я, и мы тебе противны?
И я встал.
– Против вас, – сказал я, – и против тех, кого вы называете “мы”, я ничего не имею. Теоретически я вас уважаю. Но содержанием разговора стала купля-продажа, а такой разговор мне действительно противен.
