Брандт.
– Теперь это для тебя не так уж и важно! После войны мы поселимся в Даниберри, а пока найдем себе место, где сможем жить все вместе в мире и любви!
Драгомир молчал. Тогда она удивленно взглянула на Ирину, но та отвела глаза. Все это очень не понравилось Мэрили.
– Что все это значит? – воскликнула она в тревоге. – Почему вы все так странно себя ведете? Не собираетесь же вы остаться в России? В этой стране льда, снега и крови? – Она схватила Драгомира за руку. – Отец, ты уже и так сделал здесь достаточно много. Столько времени мы были разлучены, и теперь, когда мы наконец вместе и можем строить планы на будущее… – Голос ее сорвался.
Мэрили уткнулась в плечо Драгомира и тихо заплакала. Не замечая тревожного взгляда Ирины, Драгомир прижал к себе дочь.
– Ты права, Мэрили. Мы должны начать новую жизнь… Вместе. – Он оглянулся на Ирину, словно ища ее поддержки, но она не проронила ни единого слова.
– Обещай мне! – отчаянно крикнула Мэрили. – Обещай, что ты уедешь отсюда вместе со мной!
Драгомир опустил голову и прикрыл глаза. Это была его единственная и любимая дочь.
– Обещаю, – произнес он дрожащим голосом.
Корд взглянул на Ирину, которая поднялась и тихо вышла из комнаты. Драгомир не сразу заметил ее отсутствие. Когда Корд сообщил ему, что Ирина покинула хутор, он долго молчал, а затем, вздохнув, проговорил:
– Мэрили – моя дочь, и я обязан обеспечить ей нормальную жизнь… Возможно, Ирине трудно это понять. В ее сердце горит жажда мщения большевикам.
– Каждый из нас идет своим путем, – со вздохом произнес Корд.
– Ты ее любишь? – внезапно спросил Драгомир, кивая в сторону заснувшей Мэрили. Он в упор посмотрел на Корда.
– Да, – с улыбкой ответил Корд. – Думаю, что полюбил ее еще до того, как с ней познакомился.
– Не понимаю…
– А я и не сомневаюсь в этом… – Корд замолчал. Не мог же он рассказать Драгомиру о той незабываемой ночи в подвале цюрихского замка. Казалось, все это было очень, очень давно.
Прямой ответ Корда удовлетворил Драгомира. Он выглядел вполне довольным.
– Тогда будем выбираться отсюда вместе. Думаю, лучше всего уехать в Испанию. У Колтрейнов огромное ранчо, на котором мы сможем остаться до конца войны. Вот только Николай Романов и его семья… Не могу отделаться от чувства, что я предаю их…
– Вы сделали все, что могли! – возразил Корд. – Михайловский, пришло время подумать и о собственном будущем. Бог свидетель, вы и так уже достаточно сделали для России.
– Достаточно ли, Брандт? – едва слышно отозвался Драгомир. – Кто может судить об этом?
Он лег на приготовленную постель. Больше всего Драгомиру сейчас хотелось остаться наедине с собственными мыслями и терзающими сомнениями…
Утром его разбудила Мэрили. На ее лице застыло страдание.
– Я знаю… – пробормотал он, поняв дочь без лишних слов. – Ирина ушла… Это должно было случиться, Мэрили, она не согласилась бы покинуть Россию… Может быть, в один прекрасный день она изменит свое решение…
– Ушла не только Ирина, – ответила Мэрили убитым голосом. – Корд тоже исчез, мы остались одни, папа!
Они долго смотрели друг другу в глаза, не скрывая горечи отчаяния.
– Мне казалось, что Корд Брандт любит меня так же страстно, как люблю его я… Но оказалось, он любит свое дело еще сильнее.
Драгомир молча кивнул Мэрили. Такой тоски в душе он еще не ощущал со дня смерти Дани.
Один из трех мужчин, принимавших участие в освобождении Драгомира, сопроводил их до самого Петрограда, выполняя последнее указание Ирины.
– Ну, и куда мы направляемся теперь? – спросил Драгомир у провожатого, уверенный, что тот получил на этот счет четкие инструкции.
– Во дворец Кшесинской, – коротко ответил тот.
– Ты что, с ума сошел? Там же расположились Центральный и Петроградский Комитеты партии большевиков! Или это опять очередная хитрость? – Драгомир обнял дочь за плечи, словно стараясь взять ее под дополнительную защиту. Больше всего ему сейчас хотелось иметь револьвер за пазухой. Что происходит? Может быть, его опять предали?
– Не беспокойтесь, – произнес провожатый. – Вас здесь ждет официальный представитель правительства Соединенных Штатов. Вы обладаете политической неприкосновенностью. Я говорю правду, поверьте.
Они вошли в город и, пройдя несколько пустынных улиц, остановились перед дворцом балерины Кшесинской, бывшей любовницы царя Николая.
– А теперь что? – спросила Мэрили.
Драгомир сжал ее руку и двинулся вперед.
– Покоримся судьбе, дочка. У нас нет выбора.
Не успели они сделать и двух шагов по парадной лестнице, как тут же были окружены целой толпой охранников. Мэрили прижалась к отцу, уверенная, что сейчас начнется стрельба. Боже, ну почему же Корд оставил их той ночью? Может быть, он тоже был частью этого коварного замысла? А Ирина? Нет, это немыслимо! А если это правда? Если это действительно так, то остается только надеяться на быстрый конец с привкусом горечи от предательства близких людей…
Драгомира и Мэрили препроводили в огромное помещение, когда-то служившее бальным залом. Теперь оно больше напоминало зал ожидания. Толкнув их в угол грубым толчком, охранники обменялись презрительными взглядами. Смахнув слезы, Мэрили, как и ее отец, с гордым спокойствием встретила ненавидящий взгляд охранников.
– Скоты! – прошипел Драгомир. – Большевистские ублюдки!
– Не испытывайте судьбу, – проговорил один из охранников. – А то я потеряю терпение и всажу тебе в брюхо нож раньше времени.
Позолоченная дверь отворилась, и им показалось, что в зал ворвался ослепительный сноп солнечного света. Затем прозвучало ее имя, произнесенное с любовью и нежностью. Мэрили затрепетала: перед ней стояли Курт и Корд, за ними – улыбающийся Тревис. Мэрили бросилась к ним навстречу и упала в чьи-то распростертые объятия, ничего не видя из-за хлынувших слез счастья.
Драгомир был любезно приглашен в соседнюю комнату, туда же последовали и все остальные, где официальный представитель Соединенных Штатов объявил им о предоставлении политического убежища. Все еще не пришедшая в себя от потрясения, Мэрили никак не могла понять, что этим представителем был не кто иной, как дядя Колт.
– Мы отправляемся обратно, в Испанию, – добавил он уже совсем другим тоном.
– Я не могу поверить в нашу встречу, – повторяла она снова и снова, – я уже давно оставила надежду на то, что когда-нибудь увижу вас.
– Эй! – улыбнулся Тревис. – Ты действительно думаешь, что от нас так просто отделаться? Колтрейны всегда остаются Колтрейнами, Мэрили. Никогда не забывай об этом.
– Как можно? – рассмеялась Мэрили сквозь слезы. Она повернулась к дяде: – Как мне только могло прийти в голову, что я не принадлежу к вашей семье?
– Это наша вина, – серьезно ответил Колт, – но, слава Богу, у нас есть время, чтобы ее загладить. Поторопитесь, нам пора в путь! – И добавил с многозначительной усмешкой: – Ведь мы не хотим обременять наших гостеприимных хозяев своим назойливым присутствием.
Охранник ледяным взглядом проводил их до двери, и Мэрили облегченно вздохнула, увидев неподалеку ожидающих солдат в форме американской армии. Внезапно Драгомир тихо окликнул ее. В его голосе послышалось такое страдание, что Мэрили, почуяв неладное, в страхе обернулась. Он взволнованно смотрел на дочь.
– Прости меня, моя дорогая, но я… Я не смогу поехать с тобой… – сказал он с отчаянием в голосе.
Мэрили все поняла. Она не стала задавать вопросов, не считая себя вправе спорить с отцом. Она знала, что Драгомир Михайловский принял твердое решение, и никто не в силах изменить его.
– Помоги мне, Господи, – прошептал Драгомир с легкой дрожью в голосе. – Когда-нибудь мы встретимся, Мэрили. Здесь… или там… Там, где ждет меня твоя мать.
И отец быстро пошел прочь. Прежде чем открывшие рот охранники сообразили, в чем дело, он уже исчез за ближайшим углом. Драгомир шел навстречу Ирине, навстречу своей судьбе… Как любил он говорить, у него просто не было выбора.
Мэрили почувствовала, как Корд сжал ее ладонь, и поняла: пора ехать…
Эпилог
Они стояли на вершине открытого всем ветрам холма, наблюдая за переливающейся лазурью Средиземного моря.
Не было оркестра, не было украшенного цветами кортежа, не было огромной толпы важных гостей. Были только невеста и жених, святой отец, слышавший их клятву, и семья Колтрейнов, наблюдавшая за их любовью и… триумфом.
Мэрили буквально сияла в белых подвенечных кружевах, Корд был неотразим в бежевом костюме.
Легкий утренний туман, казалось, растревожил память сердца, возрождая тени далекого прошлого, чтобы засвидетельствовать перед ними окончательный триумф любви.
Среди них был и дух Тревиса Колтрейна и его верной жены Китти, чья любовь стала легендой в семье Колтрейнов. Присутствовал здесь и дух Мэрили Барбоу, любующейся свадьбой своей внучки, и любящая тень Дани Колтрейн Михайловской, ставшей образцом любви и благородства для своей дочери.
Стоявшего за молодоженами Колта Колтрейна распирало от гордости за свой род. Рядом с ним была его неизменная любовь – Джейд, его дочь, Кит, с мужем и детьми.
На Корда и Мэрили взирали Тревис Колтрейн Второй и Валери. Тревис держал на руках свою главную драгоценность – Джона Тревиса Третьего.
Наконец, объявив Мэрили и Корда законными мужем и женой, святой отец закончил свою недолгую службу старинным благословением:
– Господи! Пошли нам с небес благодать, надежду и
