собой, от душевного смятения, чуть ли не безумия, которое нарастало в нем.
Но сколько бы он ни корил себя за малодушие, безволие и пассивность – он убедился, что забыть ее не может. Только о ней и думал ежечасно, непрестанно. Опять и опять вспоминал ее: румяную, веселую, неизменно добрую и великодушную. Вспоминал встречи, которые он так часто портил своим невыносимым характером и мучительно по ней тосковал.
Подойдя к ее двери, Питер легонько постучал.
– Войдите.
– Мисс Томпсон. Мистер Хадсон только что прибыл. Вдруг. Нежданно-негаданно.
Эмили смотрела на него и молчала. Ей было приятно его смущение и неловкость, которую он испытывал в ее присутствии.
– Я, думаю, ему надо отвести его обычную комнату. Я этим займусь до отъезда. А вы… Куда-то уходите?
– Да. Сегодня четверг, мистер Стоун.
– Конечно, конечно, четверг. Да, разумеется, я забыл.
– Что-нибудь случилось?
– Нет-нет. Просто должны прибыть гости…
– Мы с вами, мистер Стоун, согласились, что четверг – у меня свободный день. Но если я вдруг случайно понадоблюсь…
– Да, нет, нет, мисс Томпсон. Все в порядке…
Питер понимал, что разговор исчерпал себя, но никакого предлога задержаться подле нее не находилось. Вздохнув и смутившись, он повернул к двери.
– Мистер Стоун.
– Да.
– Я хотела вам кое-что сказать. Мой друг, человек, с которым я сегодня встречусь…
– Мистер Бенсон? Разумеется, я знаю.
– Он предложил мне выйти за него замуж.
Тишина, которая нависла, сдавила Питеру виски так, что ему казалось: ни секунды больше вынести нельзя.
– И я размышляю над этим.
– Понятно, – превозмогая душевную боль, стараясь говорить ровно, промолвил Питер.
– Он переезжает в западную часть Англии. Я пока размышляю, и решила сообщить вам о сложившейся ситуации.
Что тут сказать? Он в своих метаниях постиг кое-какие истины, которые каждый должен открыть для себя сам. И он открыл их: через испытания и ошибки, через заблуждения и самообман, через собственную несусветную глупость, потому что был иногда неправ, себялюбив, полон порывов и надежд, безоглядно верил и отчаянно запутывался.
И каждая постигнутая истина оказывалась такой простой и самоочевидной, что он только диву давался – как можно было этого не понимать! А все вместе они соединились в некую путеводную нить, что протянулась далеко назад, в прошлое, и вперед, в будущее. Порой ему казалось: пожалуй, можно стать истинным хозяином своих чувств, своей судьбы. Ведь теперь он точно знает, к чему надо стремиться. Но вот куда это чувство его заведет – как знать?
– Что вы скажете на это? – спросила Эмили, почувствовав, что пауза затянулась.
– Да, да. Благодарю.
Он не нашелся, что ответить, но оглушительная новость подсказала, он Эмили теряет. Теряет навсегда…
– Весьма любезно с вашей стороны, мисс Томпсон, что вы поставили меня в известность. Я еще раз вас благодарю. Надеюсь, вы проведете весьма приятный вечер сегодня, мисс Томпсон.
Питер слегка поклонился и поспешно вышел вон. Скрыть от женщины свое настроение трудно, так же трудно, как помешать музыке тронуть человеческое сердце. А уж если женщина после тяжелых страданий впервые узнала счастье любви, тогда как бы ни пытался ее возлюбленный скрыть от нее свою душу, он этого не сумеет. И почти всегда любовь ее так самоотверженна, что она и виду не подаст, будто догадывается о чем-то.
Поведение Питера совершенно ясно открыло Эмили то, о чем она смутно догадывалась и во что не могла до конца поверить: он любит ее, и ее поступки ему не безразличны. Но что ему мешает? Что стоит между ними? Какая тайна?
Дверь в буфетную тихо отворилась и лорд Гроули, сидевший в задумчивости все в той же позе, в которой некоторое время тому назад его оставил Стоун, поднял голову, заметив тень на полу.
– Добрый вечер, сэр. Что-нибудь особенное сегодня?
– О, Хадсон…
– Ваши гости какие-нибудь интересные люди?
– Не думаю, что это тебе было бы интересно, Фил.
– Значит, я не могу присутствовать.
