простейших до мефистофельски изощренных… Ничто не могло пронять Дурака.
Получив — за то, что перенес через широкую, в озеро, лужу шестипудового псевдоутилиборжца, — вместо обычных двух мелких монеток целых семь, он равнодушно сунул их в карман. На прощупывающий вопрос — как именно намеревается истратить по- царски щедрые чаевые? — не задумываясь ответил:
— Мороженого куплю… Или на карусели с подружкой прокачусь.
— А не лучше ли отложить деньги па черный день? — закинул пробный камень искуситель, пропустив мимо ушей упоминание о подружке.
— Зачем? — задал Дурак встречный вопрос. Потом, явно впервые оказавшись перед лицом заманчивой перспективы, просветленно сказал: — И то правда. Отложу-ка я их на завтра и денек отдохну от работы!
В первую секунду агент растерялся, разнервничался, но затем — успел за время необъявленной войны усвоить кое-какие утилитаристские приемчики — с демагогической укоризнен заметил:
— Как то есть отдохнешь? Труд облагораживает человека!
Не проронив ни слова, Дурак выразительно поглядел сначала на его жирный зад, потом на лужу, через которую переправил.
Бесславно провалились все последующие, непрестанно усложнявшиеся попытки разрушить крепость дурацкого равнодушия к вещам и прочим благам, добраться до его здравомыслия, житейской мудрости, естественного для хомо сапиенс желания иметь и, имея, приобретать. Должны же они, пусть в зачаточном состоянии, гнездиться в человеческой душе!.. «А уж если хоть малая искра стяжательства, завистливой жадности в ней тлеет, — рассуждал, анализируя безрадостные отчеты своих агентов, не терявший надежды Агр, — то раздуть ее во всепожирающий костер ненасытной алчности — вопрос времени, дело техники…» Ничего не получалось.
Дураку предлагали стодвадцатисильные лимузины — он отвечал, что больше любит ходить пешком, гиподинамии боится; навязывали солидную недвижимую собственность, двухэтажный особняк в престижном районе Утилиборга, заявлял, что на свежем воздухе лучше спится; сулили головокружительно быструю служебную карьеру — хохотал во все горло: карьеристы, мол, все рабы, как бы высоко ни поднялся — над тобой начальник остается… Стоит ли продолжать перечисление? Пусть каждый вспомнит, что хотел бы он — сам получить, чего достигнуть в жизни, и ему станет ясно — соблазнов в арсенале оскалианцев хватало. Стало быть, Дурак он дурак и есть, раз от всего отказался.
Кончилось это — и вся тщательно продуманная насекомообразными чудищами колонизация нашей родной голубой планеты тоже — неожиданно, а для одного агента и вовсе плачевно. Проницательно учитывая молодость Дурака, атлетическое сложение, цветущий в целом вид, а также, по достоверным данным из обширного составленного па него досье, холостое состояние, этот бедолага-пришелец с плотоядной улыбочкой предложил ему целый гарем девиц разной национальной и расовой принадлежности, этакий роскошный букет, даже цветник, — пальчики оближешь, выбирай по вкусу и по настроению!
Дурак пожал могучими плечами: к чему мне гарем, если есть уже невеста. Далее выяснилось, что живет-поживает в Утилиборге некая девушка, такая же дура, поскольку не пожелала выйти замуж за богатого миллионера, и очень скоро они с Дураком намереваются пожениться… В отчаянии от этого информационного сюрприза — выходило, даже здесь, в логове, гнезде, мировой столице утилитаристов, дураков видимо-невидимо, во всяком случае — больше одного, и, значит, они будут размножаться, а где гарантия, что их уже не сотни и тысячи?! — в отчаянии агент совершил вопиющую глупость. Он принялся вовсю чернить и охаивать будущую супругу Дурака, даром что в глаза ее не видел, попутно превознося и преувеличивая достоинства своих гаремных наложниц. Увлеченный выполнением боевого задания, он не замечал, как «объект обработки» меняется в лице, сжимает тяжелые кулаки, а из его широких ноздрей исходит все более грозное сопение… Да, наконец терпение Дурака иссякло. Не в силах больше выносить хулу в адрес избранницы, он, что называется, от души врезал незадачливому инопланетянину в ухо. Конечно же, ему и не снились последствия своей невыдержанности. Не издав ни звука, пришелец шлепнулся на пол и тут же превратился в заурядного черного таракана — чуточку почернее и покрупнее тех обыкновенных, что изобильно водились в Утилиборге, битком набитом всякой дрянью, барахлом, которое жалко было выбрасывать, а потому хорошо приспособленным для тараканьих поселений.
Дело происходило в баре «Слава имущим». Его владелец Ути-Недоливающий к тому времени достиг вершины счастья, так как исполнилась наконец его заветная мечта: пиво чудесным образом пенилось столь бурно, что из каждой кружки получалось пять, а иногда и целых шесть. Недоливающий процветал, однако в баре было ужасно грязно, неустроенно (зачем тратиться на ремонт, если публика и без того валом валит?), в полу множество глубоких трещин и щелей; в одной из них, благополучно избежав чьего-то ленивого каблука, и скрылся злосчастный инопланетянин… Оскалианцы достигли вершин научно-технического прогресса, умели, с нашей точки зрения, в буквальном смысле чудеса творить — и перед наивным простосердечием, цельностью чувств, бескорыстием оказались не сильнее, не страшнее жалкого таракана.
Троянский конь пришельцев из дальнего космоса не выполнил своей исторической миссии. Агр Экспансий приказал снять осаду, а сам, не вынеся поражения, покончил с собой. Он сделал это мужественно, в согласии с кодексом офицерской чести, — принял лошадиную дозу боевого отравляющего вещества. Оно входило в арсенал оскалианских вооруженных сил, но обычно использовалось против инакомыслящих соплеменников. На этот раз Земля была спасена…
Во второй раз подложив последнюю страницу под рукопись и, таким образом, в третий раз увидев начало рассказа, редактор раздраженно взъерошил левой рукой не по годам густую седину, а правой бесцельно выдвинул и резко задвинул ящик стола. Фломастером начертал резолюцию на имя завотделом:
Подчеркнул слово «обстоятельно». Рассердившись на себя, облегчил душу грозной припиской:
Подчеркнул и «самостоятельно». Швырнул фломастер на стол, откинулся в кресле, побарабанил сухими пальцами по подлокотникам, рывком встал, подошел к открытому окну.
Город притих. Половина его сотен тысяч, а может миллионов, электрических глаз устало закрылись. Лишь теперь редактор сообразил, что весь вечер ухлопал на этот… Да как его, собственно, назвать-то?.. А вот как: опус! Странный, бредовый, вывернутый, ни в какие жанровые рамки не укладывающийся опус… (Когда-то он самовластно наделил этот невинный термин ругательным оттенком и обращался к нему, чтобы выразить отрицательное отношение к любому непонравившемуся материалу.) Чепуха какая — целый вечер, когда скопилось столько по-настоящему серьезных неотложных дел, вопросов, требующих оперативного решения!.. Привычные казенные формулировки звучали как призыв вернуться в реальность, обращение к чувству ответственности, напоминание о служебном долге.
В одном из ближайших номеров обязательно должна быть передовица, посвященная актуальным проблемам, которая… Редактор неприязненно подумал о распространенном заблуждении: передовая статья — это всегда набор общих мест, громких фраз, апробированных истин — источник гонорара для должностных работников редакции. Конечно, часто так и есть. Увы, не всегда. В частности, эта, вспомнившаяся» с тревогой и тоскливым чувством, сулит ему сплошь одни неприятные эмоции и потребует огромных затрат душевной энергии, тягостной борьбы с собой. Говорят, согласно мировой статистике, смертность среди журналистов занимает второе место — после кого? Неважно. Интересно, однако, не потому ли она так высока, что журналистику называют еще «второй древнейшей профессией»?.. В данный момент, например, перед ним задача в трехстах строках отразить три момента: одобрение (полное, горячее, единодушное) Слов, прозвучавших с Самой Высокой трибуны; исходя из них, признать (честно, самокритично, открыто, положа руку на сердце) наличие в жизни еще не искорененных недостатков; показать, какую энергичную (принципиальную, последовательную, бескомпромиссную) борьбу ведут с ними, этими недостатками (ошибками, недоработками, упущениями) местные органа и организации… Он горько, с
