толкает, а с другой стороны — как будто бы невидимая сила говорит: оставь, пропадешь как курица! Так что минут с десять не знал что делать, наконец напропалую [на пропалое] решился распечатать.
Городничий. Как же вы смели распечатать?
Почтмейстер. Ей богу, распечатал! со страхом таким, какого еще никогда [какого никогда] не помню. И ставни велел закрыть, и собственноручно заткнул все щелки. И как только придавил сургуч, то огонь так по всему телу и пробежал; а как разломал печать — мороз, мороз, так вот и чувствую, что мороз! а как вынул и развернул письмо — то я уже не знаю, где я в то время был. Зубы и губы так тряслись, что [что я] целый час не мог одной строчки прочесть.
Городничий. Да как же вы осмелились распечатать письмо такой уполномоченной особы?
Почтмейстер. В том-то и штука, что он и не уполномоченный, и не особа!
Городничий. Что ж он по вашему такое?
Почтмейстер. Ни сё, ни то; чорт знает что такое.
Городничий, запальчиво. Как вы смеете это сказать? знаете ли, что я велю вас под арест взять.
Почтмейстер. Кто? вы?
Городничий. Да, я.
Почтмейстер. Коротки руки.
Городничий. Знаете ли, что этот самый чиновник женится [женится теперь] на моей дочери? Я сам скоро буду вельможа и если захочу, то вас в Сибирь законопачу.
Почтмейстер. Эх, Антон Антонович! что Сибирь, далеко Сибирь. Вот лучше я вам прочту. Господа! позвольте прочитать письмо?
Все. Читайте, читайте!
Почтмейстер читает. [читая] “Мая такого-то числа и пр. и пр. и пр. Я уже писал к тебе, душа Тряпичкин, о том как обыграл меня в Пензе пехотный капитан. [в Пензе капитан] Трактирщик хотел даже потащить в тюрьму. К батюшке не писал; недоволен тоном. Всё одно: розги да розги. Этим, при теперешнем образовании, он ничего не возьмет. [“Трактирщик ~ не возьмет” нет] Но вдруг сцена переменилась: я живу теперь у городничего в доме, жуирую, отпускаю bons mots. Жена и дочка его обе ко мне не равнодушны. Не решился, [Жена и дочка у него прелесть! Я строю курбеты им обеим; но еще не решился] с которой прежде начать; думаю, [прежде, думаю] лучше с матушки: к дочке может быть [к дочке еще неизвестно, может быть] труден доступ, а матушка такая, что сию минуту готова влюбиться по уши. [“влюбиться по уши” нет в цензурном варианте] Сам городничий! преблагороднейший человек, с гостеприимством патриархальным, но глуп, как сивый мерин!!!”
Городничий. Не может быть! там нет этого. [нет этого, не написано]
Почтмейстер показывает [показывая] письмо. Читайте сами!
Городничий читает [читая] “Как сивый мерин”. Не может быть, вы это [это вы] сами написали.
Почтмейстер. Как же бы я стал писать?
Артемий Филипович. Читайте!
Лука Лукич. Читайте!
Почтмейстер, продолжая читать [читает] “Городничий преблагороднейший человек с гостеприимством патриархальным, но глуп, как сивый мерин”.
Городничий. О, чорт возьми! нужно еще повторять! как будто оно там и без того не стоит. [как будто бы там без того нет]
Почтмейстер, продолжая читать. “Но… хм, хм, хм, хм… сивый мерин; [“сивый мерин” нет] почтмейстер тоже добрый человек…” (оставляя читать) ну, тут обо мне тоже он неприлично [тоже неприлично] выразился.
Городничий. Нет, читайте!
Почтмейстер. Да к чему ж?..
Городничий. Нет, чорт возьми, когда уж читать так читать. Читайте всё!
Артемий Филипович. Позвольте, я прочитаю (надевает очки [надевает очки и нет] и читает:) “Почтмейстер тоже добрый человек; чрезвычайно похож на департаментского сторожа Михеева; должно быть тоже, подлец, пьет горькую”.
Почтмейстер к зрителям. Ну, скверный мальчишка, которого нужно посечь: больше ничего!
Артемий Филипович, продолжая читать. [читая] “Кроме того, надзиратель над богоугодным заведением какой-то и… и… и…” (заикается).
Коробкин. А что ж вы остановились?
Артемий Филипович. Да нечеткое перо… впрочем видно, что негодяй.
Коробкин. Дайте мне! вот у меня, я думаю, получше глаза (берет, письмо).
Артемий Филипович, не давая письма. Нет, это место можно пропустить, а там дальше разборчиво.
Коробкин. Да, позвольте уж я знаю.
Артемий Филипович. Прочитать я и сам прочитаю, далее право всё разборчиво.
Почтмейстер. Нет, всё читайте! ведь прежде всё читано.
Все. Отдайте, Артемий Филипович! отдайте письмо. (Коробкину) Читайте!
Артемий Филипович. Сейчас. (Отдает письмо.) Вот позвольте я закрою пальцем (закрывает пальцем); вот этого места только не читайте, а прочее всё можно. (Все приступают к нему.)
Почтмейстер. Читайте! Читайте всё! [Читайте! Читайте!]
Коробкин, читая. “Кроме того надзиратель за богоугодным заведением какой-то Земленика: вообрази себе чухонскую свинью в ермолке, с пребольшими ушами”.
Артемий Филипович, к зрителям. И нимало не остроумно. Бог знает что: свинья в ермолке! совсем не правдоподобно; где ж свинья в ермолке бывает?
Коробкин, продолжая читать. “А от смотрителя училищ страшно воняет луком”.
Лука Лукич, к зрителям. Ей богу, и в рот никогда не брал луку.
Аммос Федорович, в сторону. Слава богу хоть по крайней мере обо мне нет. [нет ничего]
Коробкин, читает. [читая. ] “Кроме того какой-то судья”…
Аммос Федорович. Вот тебе на! (Вслух) Господа, я думаю, что письмо, действительно, несколько длинно. На первый раз этого будет довольно.
Лука Лукич. Зачем же? Нет, мне [Зачем же, мне] хочется всё знать.
Коробкин продолжает. “Какой-то судья Ляпкин-Тяпкин, ужасный мове тон”… (останавливается) должно быть французское слово. [Кроме того, какой-то судья ужасный мове тон. Это кажется французское слово]
Аммос Федорович. А, чорт его знает, что оно [что это] значит! Еще хорошо, [Хорошо еще] если только мошенник, [если это мошенник] а может быть и того еще хуже. [может быть еще и хуже]
Коробкин, продолжая читать. [читает] Словом: [“Словом” нет] дурачье страшное! По моей физиогномии приняли [они приняли] меня за военного генерал-губернатора. Я, с своей стороны, подпустил [не преминул подпустить] им пыли порядочной. Ты пописываешь для Библиот. для чтения. Пожалуста помести их в свою литературу и окритикуй хорошенько! Прощай, душа Тряпичкин! я сам, по примеру твоему, хочу заняться литературой. Скучно, братец, так жить: ищешь пищи для души; а светская чернь тебя не понимает. Хочешь, наконец, чем-нибудь эдаким, высоким заняться. Пиши ко мне в Саратовскую губернию, а оттуда в деревню Подкатиловку (переворачивает письмо и читает адрес). Его благородию, милостивому государю, Ивану Васильевичу Тряпичкину, в С. Петербург, в Почтамтскую улицу, в доме под № 97, поворотя на двор в 3 этаже, направо. [“Ты пописываешь ~ направо” нет]
Одна из дам. [Дама] Какой репримант неожиданный! [Ах, какой странный пассаж! Жена Луки Лукича. Какой репримант неожиданный!]
Городничий. Вот когда зарезал, так зарезал! убит, убит, совсем убит! Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рылы, вместо лиц; а больше ничего… Воротить, воротить его! [Воротить, воротить его, воротить] (машет рукою).
Почтмейстер. Куда тут воротить! я, как нарочно, приказал смотрителю дать самую лучшую тройку и вперед писал [написать] предписание, чорт бы меня совсем побрал!
Жена Коробкина. Вот, в самом деле, беспримерная конфузия!
Аммос Федорович. Однако ж, чорт возьми, господа!.. ведь он у меня взял деньги взаймы.
