окну, а то вдруг капнет горящей смолой, останутся оспины на чистой коже, но мир был мертвенно-серым и безжизненным.
Толчок ощутили все, Хам закричал не то встревоженно, не то ликующе, Сим воззвал к Господу, а Яфет сказал трезво:
— Значит, ковчег легче воды. Молодец батя.
— Я строил по плану, — сурово напомнил Ной, — данному Господом.
— Но ты ничего не перепутал, — сказал Хам одобрительно. — Разве это не чудо?
Качнуло еще, снизу донесся скрежет, затем все ощутили, что ковчег сполз с земли, его подняло и удерживает, покачивая, на воде.
— Это мы проверили, — сказал Хам жизнерадостно. — Не утонем! Эх, если бы еще зверей не кормить… Кстати, кто обратил внимание, некоторые впали в спячку! Почему не все?
Сим подумал и ответил так медленно и с такими интонациями, что Ной сразу вспомнил своего прадеда Еноха, самого мудрого в его поколении:
— Если бы не впали в спячку… многие звери бы умерли. Эти или другие.
— Почему? — спросил Хам.
— Ты заметил, что мы не успеваем всех даже кормить? А мы еще практически не начали чистить за ними клетки! Господь спасает их от неминуемой смерти.
Хам спросил задиристо:
— Тогда почему не заснули все?
Сим вздохнул.
— Не знаю. Наверное, чтобы нам спасение было не в радость… По крайней мере, чтобы не получилось слишком легко. Мы не праведники, чтобы нас ангелы взяли под руки и перенесли на новую землю!
Ной, почти не слушая, в страхе смотрел через окошко на бесконечную воду. В пугающем озарении понял, что отныне жизнь никогда не будет такой прекрасной, какой была до потопа. Дети после рождения сразу становились на ножки и начинали бегать, ни один ребенок не умирал раньше родителя, все жили так долго и сохраняли молодость, что легко брали в жены прапраправнучек.
Никто не знал никаких страданий, кроме тех, что причиняли себе сами, зерно сеяли раз в сорок лет, а земля давала урожай, которого хватало на эти сорок лет. Но Творец сказал горько, что человек не вынес груза телесных наслаждений, потому отныне жизнь его будет всего сто двадцать лет, и все будет добываться ему так же тяжко, как Ною и его семье во время пребывания на ковчеге.
Волны и сильный ветер несли ковчег в неизвестность, завеса дождя со всех сторон, непрестанный шум падающих струй воды, однако на десятый день они увидели красное пятно, а еще донесся тяжелый грохот.
Ветер иногда отклонял струи дождя, и все на ковчеге в какой-то миг увидели, как среди бушующих волн высится исполинская гора, вернее, пик горы, из которого, как из великанского факела, бьет в низкое небо оранжевый огонь, с силой выстреливаются, вылетают раскаленные докрасна камни, а багровая лава стекает по склонам в кипящую воду.
Ковчег ветром несло совсем близко, Ной сперва трепетал, как бы не удариться об этот последний камень старого мира, однако волны с такой силой били в стены ковчега, что спасли от столкновения, но еще с полдня они видели красный огонь и слышали грохот.
Затем все внезапно оборвалось. Ной отвернулся от окна, Сим тяжело вздохнул, а Хам заметил:
— Я видел среди рыб, всплывших кверху пузом, что-то совсем уж огромное…
— Исполины погибнут первыми, — сказал Яфет. — Мелочь скорее выживет. Ее много, а жрать ей надо мало.
Сим долго всматривался в мутное небо.
— Кто-нибудь скажет, что там?
Яфет и Хам долго таращали глаза, наконец Хам вскрикнул:
— Это? Огромнейший змей летает в тучах!..
Пятнышко росло, змей летел в их сторону, Яфет рассмотрел наконец сверкающее тусклым блеском массивное тело с исполинскими крыльями. Змей явно устал, крылья почти не шевелятся, он старается парить, как можно шире растопырив крылья…
Хам охнул:
— Этот гад летит явно к нам!
— Мы ему не по зубам, — заверил Яфет.
— Кто знает…
Вскоре ощутили толчок, ковчег содрогнулся и погрузился в воду сильнее, волны начали забрасывать в открытое окошко брызги. Сим поспешно закрыл, а Асия, жена Яфета, прибежала с тряпкой в руках и заботливо начала убирать воду с пола.
— Что он хочет? — спросил Сим тревожно.
— Будет долбить крышу, — сказал Хам деловито. — Иначе как ему нас достать?
Яфет буркнул:
— Мы мелковаты, хоть и вкусные. А сколько на ковчеге зверей покрупнее…
— Вот гад! Как согнать?
— Никак, — ответил Яфет хладнокровно. — Просто подождем. Думаю, он просто присел перевести дух. Отдохнет, полетит дальше.
Сим поинтересовался настороженно:
— Почему так думаешь?
— Если пробьет крышу, — объяснил Яфет, — мы все утонем. А он разве что успеет поесть один раз… А так, если мы спасемся, у него и в будущем будет еда. Если, конечно, спасется и он.
Хам с недоверием в глазах покачал головой.
— Это слишком умно. Какой змей может заглядывать так далеко! Эти твари еще дурнее тебя!
Яфет криво усмехнулся.
— Этот не дурнее никого из нас. Даже тебя, умник. Могли бы узнать нашего родственника по Адаму!
Сим вскинул глаза к потолку, откуда время от времени доносился скрежет огромных когтей.
— Алат?
Алат улетел даже раньше, чем ожидали и надеялись. Наверное, змеям отдых нужен короче. Или увидел плавающую в волнах кверху брюхом добычу. Хам даже успел заметить, как он уходил в облака, держа что-то в лапах.
Ной ничего не знал, что случилось наверху, работы в трюмах очень много, и сейчас он, опустив лопату, которой убирал за зверями навоз, обессиленно опустился на ящик, чувствуя, как гудят усталые ноги. Мысли то и дело обращались от потопа к его собственному поведению и жизни. Да, он не бегал среди людей и не хватал их за полы, пытаясь спасти от потопа, развернуть лицом к Творцу, и теперь вот бегает по ковчегу, стараясь накормить всех животных, убрать за ними навоз, обслуживая каждую мелкую тварь, потому что недостаточно общался с людьми, покинув их и живя на вершине холма.
Да, теперь он познал эту необходимость заботиться о других. Не позаботился о спасении людей, теперь спасай хотя бы животных. К счастью, Господь не только разрешил, но и напомнил, чтобы Ной взял весь скарб, инструменты и все устройства, созданные человеком, чтобы не начинать весь путь сначала.
Всплыл в памяти рассказ Еноха про двух праведников, которые вместе с группой странников начали замерзать в доме. Один встал и надел шубу, а второй принес дров и согрел весь дом. Он тоже праведник в шубе: ему сказали, строй ковчег и запирайся там от потопа — он так и сделал.
С другой стороны, он строил ковчег сто двадцать лет, все приходили и спрашивали, он всем подробно объяснял, что это за их грехи Господь решил уничтожить мир, надо покаяться и жить хорошо, тогда потопа не будет. Но на него плевали, над ним насмехались, его считали выжившим из ума дураком.
Что он мог? Наверное, бывают такие ситуации, когда самый мужественный поступок — удрать. Зло бывает настолько велико и всеобъемно, что ничего с ним поделать уже не можешь. Уже то, что жил среди
