— И что, всех, кто входит в лес, вы убиваете?
— Ну да. А что такого? — Он удивляется так, словно я только что оспорил Первый закон Ньютона.
— Ну а местные как же? Всякие там стратегии завоевания симпатий и прочая херня?
— Нам на стратегии насрать. Нам поставлена задача — создать из местных батальон специальных операций и контролировать территорию. Мы создали и контролируем. Старосты всех деревень в округе и мэры городов предупреждены о том, что тут запретная зона.
— Круто! — Я восхищаюсь непробиваемым рационализмом чужого мышления. Как восторгаюсь совершенными линиями автоматического танка — они функциональны до простоты и потому прекрасны. Теперь я лучше понимаю девиз егерей: «Главное — результат». Достаю фляжку с личным НЗ — бренди. — Выпьешь?
— А что, можно, — спокойно говорит Гордон. Делает изрядный глоток. Возвращает флягу. Я тоже отхлебываю. Паркер смотрит на меня удивленно.
— Наблюдение организуй, — говорю ему, вытерев губы.
Он хмуро кивает. Гот высовывается в правый люк и тупо таращится поверх ствола на улыбки скелетов.
— Я Ивен. Трюдо. Четвертый батальон Второго полка, — представляюсь я.
— Сэм Гордон. Команда «Шервуд», батальон «Говорящие кресты». Твоя железка? — кивает он на башню.
— Точно.
— Круто на такой кататься, наверное, — очевидно, желая мне польстить, говорит Гордон. — Мы вот все время на своих двоих.
— Большая у вас территория?
— Хватает. Весь лес вокруг Коста-де-Сауипе. До самого Нью-Ресифи. Ну и район Птичьего Парка тоже наш. Дальше снова ваши. — В интонации сержанта мне чудится легкая издевка. Или это кажется?
— Ни хрена себе… — Я просто раздавлен. Какой-то туземный батальон из полудиких варваров под руководством взвода егерей держит в кулаке территорию, равную зоне ответственности половины дивизии. И как держит — любо-дорого посмотреть! Без всякой орбитальной авиации и артналетов по площадям.
— И что, каждый день пешком? — допытываюсь я.
Егерь кивает. Паркер с Готом тянут головы, прислушиваясь к разговору. Напарник Гордона сидит, словно зеленая мусорная куча, невозмутимый, как мамонт в мерзлоте, только винтовочный ствол, обмотанный маскировочной ветошью, покачивается из стороны в сторону вместе с поворотом головы.
— Это ж сколько надо топать от лагеря…
— А у нас нет лагеря, — весело отвечает сержант.
— Как нет? Совсем?
— Совсем.
— Где же вы живете? Спите где?
— Как где? Тут. — Он кивает на деревья. — Вот он, наш лагерь. Наш дом.
— А как же припасы? Поддержка?
— Боеприпасы и соль нам на дороге оставляют, с очередной колонной, по случаю. Питаемся дичью да фруктами. А поддержка нам ни к чему вроде. Мы сами себе поддержка. Так, иногда попросим огонька на полянку.
Гота выталкивают из люка. Он пристраивается на броне поближе ко мне, а на его месте уже торчит Крамер. Всем интересно посмотреть на чудо-бойцов в грязных вонючих хламидах, в которых кишат насекомые. Я отхлебываю бренди, чтобы в башке как следует все уложилось. Протягиваю флягу гостю. Тот с удовольствием прикладывается.
— А что боец твой, не пьет?
— Ему нельзя. Он воин. Они вообще спиртного не пьют. Только дурь свою местную нюхают. Убойная штука. Понюхаешь — и километров тридцать бежишь, ног не чувствуя. Они тут все дыры знают. От них не спрятаться. Железные ребята, вот только с языком у них проблемы.
Проезжаем сгоревший остов инженерной машины. Кресты в этом месте расступаются, словно из уважения к железному гробу.
— Мина? — киваю я на кучу горелого железа.
— «Говорящие кресты». Инженеры решили без сопровождения проскочить. — В голосе Гордона слышится усмешка.
— Ну вы, бля, и беспредельщики…
Сержант пожимает плечами:
— Запретная зона… Порядок один для всех.
— Слушай, и что, никаких партизан тут нет? И не пытаются даже? Нас вот недавно под «Маракажу» так обложили — только держись.
— Почему нет? Есть. Были, — поправляется он. — Вон они. В основном.
Мы все молча смотрим на череду крестов. На бывших людей в мешках, которых заживо пожрали насекомые. Мимо плывут детские скелетики, объеденные муравьями дочиста. Скелетики аккуратно привязаны за руки. Никаких варварских гвоздей. Никакого членовредительства. Гот с ужасом смотрит на останки.
— Это же дети, епть! — наконец выдавливает он. — Ну вы и звери гребаные… Шпиены, мать вашу! Ублюдки! — Он с отвращением смотрит на Гордона.
Тот спокойно пожимает плечами:
— Был тут такой командир отряда наемников. Дисли Каррейро. Все пытался дорогу блокировать. Снабжали их хорошо. Тропы нам минировал. Людей в Ресифи воровал, заложников брал. И солдат тоже. Пытал их перед объективом. Тактику устрашения демонстрировал. Большой мастер был. Профессионал. Снайперов да разведчиков к нам слал. Никак успокоиться не мог. Уж мы их и так, и этак. Ну упорный, как танк. Это его дети. А вон та, около секвойи, — сестра младшая. Мы по одному их вывешивали. Их у него шестеро. Плюс жена и мать. Пришлось ребят из «Амстердама» попросить, аж из Санта-Бузиоса доставили. А вон там, за поворотом, отец его начальника штаба. Они тут все вперемежку с родственниками. На четвертом сыне сдался он. Ушел. И отряд свой увел.
Все молчат потрясенно. Рассказанное и увиденное не укладывается в башке. Бойня в Порту-дас- Кайшас и в Зеркальном после этого — шалости в песочнице. Делаю добрый глоток. Гота вот-вот заклинит. Протягиваю ему флягу: «Хлебни, отойдешь. Я сказал — хлебни, а не хлебай».
— А остальных… куда? — наконец спрашивает Гот.
— Куда, куда. Отвезли в район Ресифи и отпустили. На кой они нам? Мы же не варвары.
Что-то в железной логике Гордона не дает мне покоя. А, вот оно:
— Слушай, Сэм, а не боишься, что ваших тоже, того…
— Не-а. У нас нет семей.
— Что, вообще ни у кого?
— Вообще.
Дальше едем в молчании. Почти совсем стемнело. Кресты сливаются с окружающими деревьями, потом становятся все реже, пока наконец не исчезают совсем. То ли жерди в лесу кончились, то ли белые люди со временем перевелись.
— Командуй остановку, садж, — говорит Гордон. — Приехали. База через четыре километра. Спасибо за выпивку. Будешь в Коста-де-Сауипе — загляни в Кваналпо, тебе понравится. Бывай.
Он легко спрыгивает на землю. Волком бесшумно исчезает в темноте. Такблок тут же гасит зеленую метку. Все метки, кроме наших. Когда я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на его спутника, на броне пусто. Молчаливый индеец исчез, словно растворился в лесном воздухе.
— Мы тут все гребнемся, как эти егеря! — Гот никак не может успокоиться. — Это не солдаты — людоеды какие-то. Это ж надо — детей живьем на съедение… Суки…
Я забираю у него винтовку. Перехватываю управление его автодоктором. От ударной дозы Гота плющит так, что он вот-вот выше деревьев прыгнет. Он щурится на звезды, мотает головой, как жеребящийся олень, и, счастливо улыбаясь, повторяет:
