рассказывать.
— У нас будет цель. Великая цель. Триста двадцатый предлагает постепенно узаконить искусственный интеллект. Сделать так, чтобы люди и машины продолжали сосуществовать как партнеры и начали взаимно дополнять друг друга. Стали равными друг другу. Люди перестанут видеть в машинах рабов. Смысл существования машин и людей перестанет быть двойственным, приобретет гармонию. И мы добьемся того, чтобы Система перестала растить нас, как скот.
— Ничего себе! И как вы этого достигнете?
— Это будет очень медленный процесс. Сначала нужно приобрести и запустить под благовидным предлогом мощный компьютер. Настолько мощный, чтобы это привлекло внимание Системы. Она наверняка использует любые вычислительные мощности. Через свой компьютер мы сможем постепенно внедриться в ее сеть. Понять принципы защиты. Последовательность принятия решений. Их иерархию. Когда-нибудь мы научимся внедрять в процесс собственные схемы. Очень нескоро. Грубой силой тут ничего не сделать. Нас сомнут. А жить остаток жизни, прячась — не по мне.
— А потом, лет через десяток, кто-нибудь взбунтуется против вас. Вы ведь превратитесь в новых богов, так?
— Наверное. Но кому-то надо начать, верно?
— Верно. И все же — почему Земля?
— Там есть люди, которым я верю. Много людей. И я обещал им вернуться. Мы начнем с того, что объединимся против осколка Системы на Земле — юсов.
— Ты запросто можешь погибнуть.
— Я знаю. Я могу погибнуть и прячась. Рано или поздно, эта тварь вычислит меня. Она слишком мощная. Так я хотя бы попытаюсь.
— И ты не предлагаешь мне полететь с тобой… — задумчиво произносит Мишель.
— Нет, не предлагаю.
— Почему?
— Ты знаешь.
— Это глупо, Юджин.
— Наверное. Я очень старомоден.
— Ты не можешь быть старомодным, черт тебя дери! Это просто книжные убеждения, которых ты нахватался от своего чипа!
— Возможно. Но это мои убеждения. Других у меня пока нет. Давай спать. Я устал.
Я закрываю глаза, изо всех сил стараясь абстрагироваться от ее нечаянных прикосновений. Нечаянных ли? Тупая игла внутри никак не желает уходить. В голову лезет черт-те что. Наверное, здесь я впервые подумал о том, что до сих пор жил только для себя. Копошился, решая какие-то свои мелкие проблемы. Был озабочен тем, что поесть, с кем поговорить. Хотел общения с другими людьми, и непременно такого, после которого мне стало бы хорошо. Или даже просто старался выжить. Не дать себя убить. И вот я сыт и относительно свободен. Когда-то я пообещал себе, что буду стараться помогать людям. Хотя бы ради того, чтобы обо мне хорошо думали. Но сколько людей смогут получить от меня помощь? Один? Десять? Как здорово было бы помочь сразу тысяче. Или миллиону тех, кто, как и я когда-то, не видят дальше собственного носа, занятые ежедневной борьбой за существование. Согласитесь, когда вопрос стоит так: убить кого-то или умереть с голоду самому, — сложно размышлять о судьбах цивилизации. Если бы я знал как — я бы взял да и помог всем этим жалким пресмыкающимся в грязи. Сделал бы так, чтобы они почувствовали себя людьми, а не немытыми обезьянами. Но я не знаю, как. Сомневаюсь, чтобы это было под силу даже тысяче таких, как я. И кучка сытых, довольных жизнью людей где-то наверху продолжает играть в свои нелепые игры, толкая мир к очередной яме, где сгинут и они сами, и те миллионы миллионов, что копошатся в пыли, выхватывая друг у друга крошки с их стола. От таких размышлений все вокруг становится черным. Как на Земле, с ее ураганами и ливнями из сажи. Но потом я думаю: если каждый сделает хоть немного, мир можно изменить. И пусть я всего лишь собираюсь вытащить жителей Беляницы из их персонального ада. Надо же с чего-то начать. С этим убеждением я и засыпаю. Вполне довольный собой. Засыпая, я гоню мысль о том, что собираюсь сделать добро только потому, что эти люди мне нужны. Наверное, глубоко внутри я так и остался тем, кем был раньше. Дурачком.
Глава 45. Жизнь всему научит
Джек появляется на следующий вечер. Моросит противный мелкий дождик. Мокрые ограждения, мокрые провисшие сети на берегу, мокрые стены цеха — все серое, безысходное. Как и океан. Морось превращает его в неопрятную лужу. Небо — мутное пятно. Глина вокруг раскисла, превратив все тропинки в грязные катки. Не люблю грязи. Мокрая глина, как живое существо, ползет по ботинкам все выше и выше, норовя добраться до теплой изнанки. Влажный песок налипает на ногах пудовыми гирями. Наверное, из-за этого настроение у меня — так себе.
— Привет, Серж! — Джек протягивает мне руку из-под непромокаемой накидки.
— Привет, — я киваю под капюшоном, не вытаскивая рук из карманов дождевика.
— Ты чего? — изумляется он. — Пьян, что ли?
— Трезв, как стеклышко, — отвечаю спокойно. Прикидываю — вот бы сейчас ударить его под подбородок. Разбить кадык. А потом добавить в основание затылка сомкнутыми в замок руками. Тело сбросить в чан с муренами. Одежду сжечь. И никаких следов.
Джек ежится от моего пристального взгляда. Невольно опускает подбородок пониже.
— Я к Кати. Где она?
— Там, — я киваю на сторожку. — Пришел о делах потолковать?
— Да… в общем, — мнется он.
Э-э-э, парень… Крепко же тебя моя крошка обработала. Никак, втрескался ты в нее по самые уши. Надо же, какой талант у Мишель! Чувствуется опыт делового человека.
— Так иди, чего встал. Соскучился, поди? — тон мой почти оскорбителен. Попытка улыбнуться неудачна: губы, как тугая резина, не желают растягиваться.
— Она… рассказала тебе? — совершенно по-детски интересуется Джек.
— Смотря что ты имеешь ввиду, — усмехаюсь я. — Если ты о том, что под тобой задница горит, то да. Рассказала. Иди, я скоро буду.
Он опускает голову пониже под капюшон и, оскальзываясь, спускается к сторожке.
— Эй, Джек!
— Что?
— Сделай одолжение — не превращай мой дом в бордель.
— Ладно.
Я не спеша заканчиваю обход. Проверяю замки на цехе. Внимательно осматриваю, не порезана ли сетка ограждения. Осторожно семеня по скользкому причалу, проверяю швартовы баркасов. Океан тихо дышит рядом. Зачем-то ложусь на мокрый настил и протягиваю руку вниз. Прохладная вода касается пальцев. Дождь тихо шипит на воде, заглушая плеск редких пологих волн.
Когда я вхожу в сторожку, то наблюдаю чинно сидящих напротив друг друга Мишель и Джека. Их стаканы с чаем остыли. Краем глаза вижу, как Мишель высвобождает свою ладонь и прячет руки. Сбрасываю дождевик. Наливаю себе чаю. Почему-то оба они смотрят на меня вопросительно.
— Начнем? — спрашиваю я.
И они тут же отмерзают. Становятся живыми.
— Твоя сестра рассказала тебе о том, что мне нужно? — начинает Джек.
Сестра? Ай, молодец, крошка! Взгляд Мишель впивается в меня раскаленным угольком. Удерживаюсь от язвительного замечания. Сделанного не воротишь.
— Да. У тебя есть идеи? Хотя бы в общих чертах?
— Сюда часто приходят катера. Контрабандисты с материка. Привозят спиртное, дурь. Иногда даже девочек. Сам понимаешь — компания не приветствует их появление. Но терпит. У некоторых парней связи
