Летом слишком уж шуршат листья, развернувшиеся во всю ширь и уже успевшие чуть подсохнуть, затвердеть. Листьев много — и дерево качается всем телом, как мачта с парусами, и так же горестно постанывает до самых корней. Летом звонче шорохи в подлеске, среди высокой жесткой травы на полянах. Да и шуршащих ночных зверушек прибавляется. И тех, кто на них охотится. И пробирающихся по своим ночным делам жуков, червяков, всякой хлопотливой суетливой мелочи. А еще вокруг человека летней ночью гораздо звонче радостное комариное пение… Но все-таки когда по темным веткам катится шипящая ветровая волна, а ветви рычат и вскрикивают на разные голоса — даже комары не так слышны. Наверное „их распугивают поднимающиеся на затылке волосы. Древняя, инстинктивная, а потому простительная каждому реакция на неизвестность, крадущуюся в темноте.
Александр давно уже в ночном лесу чувствовал себя не менее уверенно, чем в дневном. Да и видел немногим хуже — разве что цвета были совсем другие: верхним зрением сонная листва, например, воспринималась не зеленой, а скорее тускло-лиловой, а все без исключения цветы были желтоватыми. Лесные шорохи и пришептывания не пугали, а помогали. Но все равно — у костра было как-то уютнее. Не теплее, не увереннее и надежнее — просто по-домашнему хорошо. Хотелось, как коту, лежать прямо на земле и задумчиво смотреть на огонь.
Однако на земле было все-таки холодно. Май кончается, но все-таки не июль, еще тянет зимней стылостью, не прогрелась матушка-земля до самых костей. Поэтому лучше подстелить хоть и насквозь синтетическое, но весьма приятное исчадие цивилизации — коврик-«пенку». Так еще уютнее. И мягче.
В палатках ворочались, шушукались, шуршали тканью, чем-то позвякивали. Устало проныла задетая гитарная струна — инструмент был один на всех, и за вечер его общими усилиями растерзали почти до полной потери внятного звучания. «И Запад от них не ушел!» — рявкнули в одной палатке. «Ти-хо! Народ, спать давайте!» — откликнулись из других. «Кто будет орать — утром моет посуду! Всю!» — пообещал полусонный голос Алексея. «Капитана за борт!» — проворчали в ответ, но уже вполголоса. Наконец все угомонились, слышался только легкий шорох да дыхание — по большей части чуть заметное, но кое-где и напряженное, прерывистое. В конце концов и из этих палаток донеслось сонное посапывание. Вдали простучали по рельсам колеса. Затихли и они.
Александр подбросил несколько прутиков на угли, подул. Перемигнулись алые огни, весело запрыгали пo сухой коре желтые лепестки. Рука потянулась было зa веткой потолще, благо куча хвороста лежит под самым боком — нет, пока хватит. Не для тепла костерок, не для света, просто для огня.
День закончился, можно подводить итоги. Впервые посмотрел на этих молодых Древних в привычной — для себя нынешнего — обстановке. В плюсе: очень стараются любить природу. Очень. Так стараются, что сразу видно — дело не слишком привычное. Ничего, опыт, как вес, быстро набирается, если все правильно усваивать и откладывать. Еще плюс, хотя и сомнительный: способности есть у всех, а у некоторых раскрываются прямо на глазах. То, что этим ребятам не с первого, так со второго раза удается, положено долго воспитывать, под чьим-нибудь присмотром. И не в таком возрасте, а чуть попозже. Когда прыти меньше, а собственных ошибок набралось столько, что можно и на чужих поучиться.
Алексей у них, конечно же, учитель и наставник, как и ожидалось. «Заместителя» ему явно не хватало, особенно с нынешней разросшейся компанией. Бывалый, знакомый, но не слишком «продвинутый» вояка для него сейчас утешение и облегчение, с неба свалившееся. Однако на широкие пятнистые плечи перекладываются дела исключительно внешние — дровишками разжиться, воду найти да присмотреть, чтобы детки слишком далеко не разбредались. Ну и боевая единица в наше смутное время лишней не бывает. Новые идеи приветствуются, но только в обозначенных пределах. Спросишь, зачем и для чего все делается — разговор идет «на общих основаниях»: смотри, мол, и сам увидишь. Если умный. А если нет, и показывать незачем.
В особенности это касается волшебства всяческого, древним называемого. Здесь, кстати, отметим две детали: во-первых, обучение тех же Романа, Антона, Лены с Аней и прочего молодого народа идет куда тщательнее. Кое-что вообще не показывается, причем умышленно. Откуда же было знать этому туристу, что в заместители ему навязался ведун, которого пошли за водой, а он и от родника, за триста шагов может понять, кто и что там вытворяет… Это номер раз, как говорит Натаныч. А номер два — так это сами знания, которые передает молодежи Алексей, равный среди равных. Но некоторые равны более других… Слишком уж знакомо. До тумана в глазах. Фиолетового, с золотыми змейками.
И притом странные теперь у молодежи наставники появляются: впечатление такое, что сам он не так уж давно эту науку усвоил. И не так уж крепко: каждый урок — это еще и для него самого тренировка, причем неудачи свои он пытается объяснить причинами педагогическими: «Посмотри — и так не делай!» А сам злится, и злость свою от верхнего зрения не закрывает. Хотя чувствительных ребят здесь — каждый первый. Вопрос: что бы это значило? Либо «старшие» у нынешних Древних и в самом деле не слишком опытные, либо все это…
Додумать не получилось: сзади зашуршал полог палатки, тихо скрипнула «молния» входа, и в спину Александру уперся чей-то взгляд. Несколько удивленный, изучающий. Вдоль позвоночника пробежала ледяная струйка — неужели чувства не прикрыл, засветился? Ф-фу-ух-х, можно жить дальше. Не Алексей. Осторожные легкие шаги, тихий вздох в темноте.
— Заходи к огоньку, Лена, гостьей будешь, — не оборачиваясь, сказал Александр. — Замерзла или просто не спится?
— Bay! — донеслось из темноты. — Ты что, уже по пороху всех узнаешь?!
— Ну, типа, по шагам. И по отпечаткам пяток, чисто конкретно.
— А куда тут, типа, гостям заходить? Ну, где конкретно присаживаться? — поддержала игру девушка.
— Давай сюда, если не боишься. Я заодно дровишек подкину, — Александр встал с «пенки». — И чайник подогрею.
— Да ла-адно, не на-адо… А может, и вправду так лучше. Действительно, холодно что-то. Слушай, откуда этот чайник вообще взялся, не знаешь? Вроде бы никто не брал, собирались в котелке кипятить — а тут такое чудовище обнаружилось. Валялся он здесь, что ли?
— Не валялся, — костерок принял несколько чурбачков, разгорелся поярче, и над ним повисло черное «чудовище». Только слабый отблеск возле ручки позволял распознать в нем металлический предмет: слой копоти наводил на мысли о геологических эпохах, угольных пластах и их промышленной разработке. — Вполне планомерно лежал. И Алексей об этом знал: что, где и как. Это у нас не случайный привал в лесу, на этом месте туристы уже поколениями останавливаются. Если хорошенько поискать, таких заначек может быть и больше, но я бы не искал. Не мы прятали — не нам и брать.
— А чайник, значит, Леха заначил?
— Может, и не он сам, а просто видел, где кладут. Или сказали ему, нам-то какая разница, — Александр присел у огня, прутиком передвинул головешки, закатил обратно выпавший из кострища уголек. — Наше дело — использовать по назначению, не изгадить и вежливо назад положить.
— Ну хорошо, это мы такие вежливые, но вот приходим через две недели — и нету чайника. Что делать будем?
— То, что и собирались, — пожал плечами Александр. — Кстати, на будущее, вдруг пригодится: никогда для этого не бери армейский котелок. Он для другого предназначен, а готовить в нем, и тем более на целую ораву… Это уж совсем крайний случай должен быть, лучше кастрюля с проволокой. Мы хотели Вовке сказать, да подумали и не стали. И ты не говори.
— Почему? Он же его и в следующий раз притащит!
— В следующий раз, кроме него, кому-то еще поручим, а он потаскается и сам поймет. Незачем мальчишку лишний раз носом тыкать, и без того весь в колючках, как ерш. А чайник… Могут, конечно, и прихватизировать, смекалки у людей хватит. Или не хватит совести. Только его ведь еще найти надо, не просто же под кустиком лежал. Разве что случайно наткнутся.
— Спасибо, о мудрейший, объяснил и просветил, — Лена облегченно вздохнула. — Теперь могу спать спокойно и не переживать за горестную судьбу наших чайников. И черных, и зеленых, — девушка не выдержала и блеснула улыбкой. — Послушай, Саша… можно вот так, по-простому?
— Даже нужно, — улыбнулся в ответ Александр.
— Вот с тем же Володей — ну чего вы возитесь? Он уже всех достал, как… не знаю, как кто, но уже сил нет. Чуть что — сразу обиды, сразу пальцы веером и сопли пузырями! Слова ему не скажи — он сразу
