Несколько полицейских спрятали пистолеты и подошли к задержанным с наручниками.
Тут все и завертелось. Как только первый полицейский приблизился к санитару, тот неуловимо вертанулся, и полицейский, согнувшись, отлетел на своих коллег, закрывая им в узком коридоре сектор огня. Другого полицейского второй санитар уже держал как щит перед Беком и Романом. Правая рука дамочки нырнула в сумочку. И тут кто-то из полицейских пальнул.
– Не стрелять! – рявкнул Бек, – хватаясь за стену и медленно оседая вниз, штанина на его правой ноге быстро начала наливаться красным.
К счастью, у остальных полицейских хватило нервов не выстрелить. Они толпой бросились на ловкую четверку. Однако в тесном коридоре они скорее мешали друг другу, и в результате получилась настоящая куча-мала.
«Все не так», – пронеслось в голове у Романа. Он убрал руку с кобуры и тоже бросился в толпу, подсознательно ожидая, когда в этой потасовке грохнет следующий выстрел. Здесь незамедлительно кто-то из своих, отводя руку для удара, заехал ему локтем в ухо, и после этого он перестал воспринимать происходящее связно. Все проносилось перед глазами какими-то фрагментами. Как будто киноленту, смонтированную из обрывков, включили. Щелк! Началось.
Вот Лагач с санитаром. Два здоровяка обмениваются мощными ударами, но недолго. Лагач – борец, он делает проход в ноги санитару, и оба с грохотом валятся в «партер». Там они крутят друг друга, пытаясь вывести на прием.
Вот полицейский несется на старичка, но старичок ловко отмахивает своей тростью – и полицейский отлетает к стене, придерживая неестественно обвисшую руку.
Вот шевелящаяся куча из голубых полицейских рубах, фуражек и брюк. Не понять, где чья рука, где нога… Руки и ноги копошатся, и только иногда мелькает под ними бритый затылок второго санитара и его белый халат. Он сопит, как медведь, на котором повисла свора собак. Пистолет, который он извлек из-под халата, уже отобрали, но полицейским никак не удается его заломать. От группы отваливается один полицейский, секунду стоит тяжело дыша, вытаскивает дубинку и с оттяжкой лупит туда, где блеснул бритый затылок. Промахивается, и другой полицейский с воплем выпадает из кучи, держась за голень.
Вот дамочка. Шляпа уже свалилась с ее головы. В руках нет сумочки и платочка, зато появился небольшой пистолет. Полицейский держит ее за руки и уводит ствол в потолок. Маленький пистолетик неожиданно басовито бухает, так что закладывает уши и сверху валится изрядное количество побелки. Полицейский вздрагивает, но рук не отпускает. Дамочка изворачивается и со всей силы двигает ему коленом между ног. Патрульный зеленеет лицом и – уже не боец, – скрючившись, оседает на пол. Дамочка направляет пистолет на ближайшего полицейского, но тут к ней подскакивает Роман, и все начинается заново.
Где-то в стороне под ногами мелькает Лагач. Он все-таки почти вывел противника на болевой, но тот страшным мышечным усилием держится, не дает разогнуть свою руку еще на несколько нужных сантиметров.
Теперь Роман уже не видит ничего вокруг. Он только пытается удержать дамочку, нет, уже не дамочку, а фурию! Она неожиданно сильна, под элегантным костюмом обнаружились крепкие мышцы. «Зачем же я ее за руки схватил? – подумал Роман – надо было в челюсть треснуть… вот они, недостатки воспитания». Помятуя о печальной судьбе своего предшественника, Роман старается держаться к ней боком. Дамочка меняет тактику и начинает топать острыми каблуками. Роман отдергивает ноги, и несколько секунд со стороны кажется, что они танцуют какой-то странный танец, дикую смесь танго с канканом. Пистолет крутится во все стороны, и раздается выстрел, потом второй…
Санитар вдруг полностью перестает сопротивляться, и Лагач легко заламывает ему руку. Он лежит так некоторое время, а потом замечает, что у санитара в виске образовалась круглая дыра. Одна из пуль дамочки все-таки не прошла мимо. Лагач матерится, отбрасывает безвольную руку санитара и пытается подняться.
…Внезапно дамочка перестает дрыгать ногами. Роман смотрит вниз и видит, что поверженный коварным ударом полицейский пришел в себя и ухватил мегеру за щиколотки. «Тяни!» – сипит он. Роман соображает, и начинает отходить от полицейского, не отпуская рук дамочки. Та извивается и рычит, но сделать ничего не может – и через некоторое время оказывается на земле. Дальше уже дело техники. Роман с полицейским оседлывают ее сверху и, несмотря на дикое сопротивление, надевают на нее наручники.
Теперь есть время осмотреться вокруг.
На старичка ровным строем, аки римские легионеры, наступают трое полицейских, размахивая дубинками. Они зажали его в угол. Но его трость мелькает веером, и подобраться ближе невозможно.
Второй санитар. Он собирается с силами, поднимается на ноги, ударом о стену стряхивает с себя полицейских и несется по коридору. Лагач пытается преградить ему дорогу, но отлетает в сторону, и санитар несется к лестнице со скоростью игрока в американский футбол. Бек, прыгая на одной ноге, пытается выцедить его, но это бесполезно: коридор забит народом. Внезапно дверь в конце открывается, и в коридоре появляется комиссар Пальфи. Его жилетка расстегнута, свет плафонов отражается на лысине. Санитар несется, как локомотив. Он подбегает и сходу бьет комиссара в лицо. Но толстяк-комиссар как-то очень мягко соскальзывает влево, уходя от удара, и на противоходе задвигает санитару по челюсти. Удар страшен. Санитар отлетает обратно, едва ли не быстрее, чем бежал туда, падает и больше не шевелится.
Щелк – и все закончилось.
Еще где-то в углу махает своей тростью бойкий старикан, но это уже как-то не в счет. Действие выдохлось. И действительно, туда, подволакивая ногу, подходит Бек и наставляет на юриста пистолет:
– Слышь, друг семьи… Сам в гладиатора играться перестанешь или тебе колено прострелить? – спрашивает Бек старичка.
Тот некоторое время стоит, потом отбрасывает трость, разводит руки в стороны и улыбается. На старичка споро надевают наручники. Его обыскивают и заводят в камеру. А следом тащат мегеру в красном, она рычит и все-таки умудряется отдавить кому-то ногу.
Вот теперь действительно все.
Роман отошел к стене. Щеку саднило. Он провел по ней, и на пальцах осталась кровь. Мимо двое полицейских провели, поддерживая, коллегу со сломанной рукой. За ними деревянной походкой старого кавалериста враскоряку прошел тот самый, что держал бешеную дамочку за ноги. Цвет лица у него был уже близкий к нормальному.
– Эй, ты как? – окликнул его Роман.
Тот махнул рукой: нормально, мол.
– Слушай, а чего у меня с лицом? – спросил Роман.
– Ха! Так оно у тебя все расцарапано. – Полицейский поковылял дальше.
«Вот ведь стерва, и когда успела? Я же вроде ее все время за руки держал…» – удивился Роман.
Комиссар сидел на лестнице, вытирая платком лысину.
– Эй, новичок!., как там тебя… Лагач! – окликнул он Павла. – Что там с этим, которому я врезал?
Лагач подошел к валяющемуся на полу «санитару». Оттянул у того веко – за ним открылся хаотично плавающий зрачок.
– Он хоть живой? – спросил комиссар.
– Живой, – отозвался Лагач. – Но челюсть к чертям собачим. И сотрясение гарантированное. Могли бы и послабее чуток.
– Так я рефлекторно… Хек! Нечего ему было руками махать. – Комиссар шумно выдохнул. – А ничего, есть еще порох в пороховницах!
– Ага. И порох в пороховницах, и ягоды в ягодицах… – Бек шел по коридору, волоча ногу. За ним на крашеном полу оставалась кровавая дорожка.
Лицо у комиссара вытянулось.
– Эй, кто-нибудь, вызовите скорую!
Роман поднялся по лестнице, добрался до холла и вышел на крыльцо. Во дворе недалеко от блокпоста догорали остатки машины, на которой приехали «гости». Вокруг суетились несколько полицейских с огнетушителями. У выезда с территории парень в форме что-то оживленно рассказывал двум другим, облокотившись на станок пулемета. Подбежал Рагоза.
