Мать снова набрала в грудь воздуха, но потом как-то сдулась, тяжело оперлась на косяк и сказала очень устало:
– Тогда вы должны понимать, что это ненормально. Мой сын и эта… девушка. Он сейчас не в том возрасте. Я тоже помню себя в семнадцать. Мне тогда тоже казалось, что каждая влюбленность – это оно, на всю жизнь. Но потом это проходило. Может быть, она сейчас тоже думает, что любит, но она хищник, опасный хищник, только в человеческом облике, неужели вы этого не можете понять?
– Ну почему хищник? По разуму – человек. Только в другой пищевой цепочке.
– Вот пусть и любит в своей… пищевой цепочке. Вы говорите, у вас дочка. Вы бы хотели, чтобы она встречалась с… таким?
Бек отвел глаза, но потом снова посмотрел на женщину:
– Вы правы, очень легко давать советы со стороны. Конечно, не хотел бы. Наверно, вел бы себя, как вы сейчас. Но я надеюсь, что тогда кто-то сказал бы мне, как я сейчас говорю вам: нельзя решать все так. Потому что можно испортить отношения на всю жизнь.
– Когда Ростик вырастет, он поймет.
– Если к тому времени он еще будет хотеть вас понимать. Доброй ночи, сударыня.
Рагоза уже посадил девушку в машину, а сам ждал рядом. Роман и Бек двинулись к нему. Когда они отошли от дома, Бек спросил:
– Ты, прежде чем в своей юридической мудрости начал расточаться, хоть камеру выключил?
– А как же.
– И то хорошо, а то пришлось бы стирать часть пленки. Это должностное преступление, если ты не знал.
– Да знаю я, – вздохнул Роман. – Просто…
– Все, замяли.
– О'кей… А я и не знал, что у тебя есть дочка, – сказал Роман. – Ты же в разводе.
– В разводе. Дочь вижу каждое второе воскресенье месяца.
– Понятно…
Они подошли к машине и забрались внутрь. Бек тронул Рагозу за плечо:
– Давай, Мирко, поехали.
Машина мягко тронулась с места. Роман оглянулся на удаляющийся дом. В окне на втором этаже маячил прилипший к оконному стеклу силуэт.
– Женщина должна знать свое место! – разглагольствовал Рагоза, потрясая ложкой.
Он, Роман, Лагач и секретарша комиссара Рута сидели в столовой полицейского участка. Рагоза с Романом блаженствовали. После нескольких часов сидения в засадном шкафу это был просто праздник.
– Э, да вы, батенька, шовинист, – заметил Роман.
– Не обращай внимания, Роман. – Рута поглядела на Рагозу. – Это Миран здесь такой храбрый, а дома у него наверняка матриархат.
– Ха, вот еще! – фыркнул Рагоза. – Этого не хватало, чтоб Мираном Рагозой управляла женщина! Женщина, она, конечно, друг человека… но не более.
– Ну ты загнул… – удивился Лагач.
– Нисколько. – Рагоза ловко подцепил фрикадельку из супа. – Сейчас обосную… Ум, вкусно!.. Вот, например, Роман, назови мне хоть одну великую женщину композитора? Вровень с Бахом или Моцартом? А?
– Ну, как же… – сказал Роман. Ну вот хотя бы… Эхм… Ну…
– Не можешь! – победно заключил Рагоза. – А это потому, что их просто нет, да и не было никогда! Не дано женщине творчество такого уровня. Или, может, ты, Рута, хоть одного припомнишь?
– Мне и припоминать незачем, – фыркнула Рута. – Начнем с того, что всех твоих великих композиторов родила женщина. Так что без нас их просто бы не было.
– Вот я и говорю, – закивал головой Рагоза. – Каждый должен быть на своем месте. Мужчина – это творец! А женщина – инкубатор для выведения…
– Это в голове у тебя инкубатор! – возмущенно сказала Рута. – Потому и мысли в ней все какие-то недоношенные.
– Хамишь, – констатировал Рагоза. – И зря, против фактов не попрешь. Это ведь наука уже доказала. У женщин набор, этих… как их там… хромосом в два икса, а у мужчины – икс и игрек.
– Ну, если этот самый игрек в хромосомах отвечает за отличающий мужчин причиндал – тогда невелико достижение, – ядовито заметила Рута. – А уж про твой… игрек мне кое-что Мила из Главного управления рассказывала, – с чисто женской непоследовательностью добавила она. (А впрочем, может это было сказано специально. Но, так или иначе, Миран Рагоза попался.)
– Что это она там еще рассказывала? – насторожился он.
– Ну-у… Я уж сейчас точно и не помню, – с самым невинным видом сказала Рута.
– Нет уж, не отнекивайся, – наступал Рагоза. – Сказала «а», говори и «бэ».
– Да ничего она особенного не говорила. Сказала, очень симпатичненький такой… игричек.
Лагач как-то странно поперхнулся и уткнулся в чашку. Роман сотворил самое серьезное выражение лица.
– Игричек?! Рагоза завопил так, будто искомый предмет разговора угодил между дверью и косяком.
С соседних столиков начали оглядываться. Рагоза заметил это и сразу перешел на шепот.
– Вот ведь ведьма! Да если хочешь знать, это я ее бросил, а она теперь тут такое рассказывает. Селедка фригидная!
– Ой, Миран, да успокойся. – Рута поднялась из-за стола, улыбнулась и потрепала Рагозу за щечку. – Стоит ли венцу творенья расстраиваться из-за досужих сплетен какого-то инкубатора… – Она подцепила со стола свой поднос и пошла к стойке. – Мальчики, пока!
Рагоза проводил взглядом уходящую Руту и повернулся обратно.
– Нет, вы это видели?
– На меня не смотри, – вскинул руки Лагач. – Я тебе верю. Только не нужно мне ничего показывать!
– Очень смешно… – буркнул Рагоза.
– Мне показалось, этот раунд остался за Рутой? – обратился к Роману Лагач.
– Явно, переиграла по очкам, – согласился Роман.
– Да что там по очкам. В виду явного преимущества.
– Почти нокаут, – сказал Роман.
– Да нет, нокдаун.
И уже оба, хором:
– Иппон!
Роман еще немного потрепался с Лагачем, прикончил ужин, отнес поднос и вышел из столовой. Здесь, на выходе, его и подстерег звонок. Он поднес завибрировавший браслет к уху.
– Алло.
– Господин Вица? – спросил знакомый голос.
– Да, я. Кто это?
– Это майор Петер Виннеке. Мы с вами встречались около двух месяцев назад. Еще помните меня?
– Конечно, – сказал Роман. – Это связано с тем делом, по которому мы с вами встречались?
– Иначе я бы не стал вас беспокоить.
– Значит, все-таки мы вам понадобились?
– Вы нам понадобились, Роман. Я бы хотел с вами встретиться.
– Хорошо. Когда?
– Если можно, сегодня, – попросил Виннеке. – Я как раз свободен.
– Я не знаю… у меня еще смена до одиннадцати. Вряд ли я успею сегодня приехать к вам в контору.
– Я сам подъеду к вам, Роман. Прямо к вам домой, если это будет удобно…
– Ну хорошо… – подумав согласился Роман. – Записывайте адрес.
