— Я не знаю, что заставило Кальва Арнисона поверить в то, что он может положиться на меня. — Он подвинулся к Сигрид и заговорил тихо, чтобы его не услышали, даже если подслушивают. — Может быть, он не знает, что связывает меня с Эльвиром.
Он замолчал.
— Грьетгард тоже спросил, не хочу ли я вернуться. Если я снова перееду в Эгга, то не потому, что хочу помочь Кальву, а из-за того, что нужен сыновьям Эльвира.
— И я нуждаюсь в тебе, Гутторм!
— У тебя есть Кальв Арнисон, — сказал он. Это прозвучало жестче, чем он рассчитывал. И поскольку Сигрид снова готова была заплакать, он положил руки ей на плечи.
— Он может положиться на тебя, после того как позволил поговорить нам с глазу на глаз.
Она всхлипнула. Но он больше ничего не сказал. Спустя мгновение она подняла глаза, покрасневшие от слез.
— Что мне было желать? Со мной дети Эльвира. Я просила отпустить меня в Бейтстадт, чтобы я сидела там спокойно вдовой, но король отказал мне. Я знаю, что значит остаться одинокой женщиной, Гутторм. И мне кажется, что я должна была принять ту защиту, которую могла получить…
Гутторм сидел, погрузившись в мысли.
— Если Кальв Арнисон пожелает принять меня на моих условиях, я вернусь в Эгга, — произнес он в заключение.
— Что, если кто-нибудь расскажет Кальву, что ты кровный брат Эльвира?
— Я сам расскажу ему об этом. Если я присягну ему в верности и, буду служить верой и правдой, никто ничего не будет иметь против меня.
Вставая, он протянул руку Сигрид.
— Добро пожаловать домой, Сигрид, — сказал он, когда она пожала ее.
Но лицо его оставалось мрачным, когда он выходил из зала.
Во второй половине дня один за другим стали появляться люди, жившие до этого в усадьбе. Пришли даже рабы. Сигрид была глубоко взволнована. Ибо понимала, что Кальв, являющийся представителем короля, принимал их нехотя. Они пришли по приглашению Гутторма, будучи верны ей и мальчикам.
Остаток дня она была полностью занята домашними делами и радовалась этому. Стоило ей закрыть глаза, она тут же видела отрубленные руку и ногу ормана, лежащие во дворе.
За ужином Кальв сидел на почетном месте Эльвира в большом зале. Мальчиков не было: они с Гуттормом и Колбейном ушли в Хеггин.
Люди сидели за столом молча. Еду пришлось запивать одной лишь водой, в адрес бедняги ормана, который лежал связанным в одном из домов, то и дело раздавались проклятия.
Лето было в разгаре, и круглые сутки было светло. После того как дневная работа была закончена, Сигрид не осмелилась сидеть в зале с Кальвом и людьми короля. Ей захотелось уйти из дома, и она отправилась в Хеггин.
Шла она по старой дороге, но перед тем, как дойти до соседней усадьбы, свернула в лес. Остановилась возле большого кладбища среди деревьев. Там были огромные каменные кольца; Эльвир рассказывал, что могилы очень древние.
Она уселась меж камней. Шумели высокие сосны. В этот шум вплеталось щебетанье птиц. Лучи солнца проходили между стройными стволами деревьев и бросали тени на сухую, усыпанную сосновыми иголками землю.
Но ее собственные чувства были подобны пронзительному крику. Она была готова цыкнуть на поющих птиц и закрыть глаза, чтобы не видеть солнечного света.
Она ошиблась, когда решила, что Кальв непохож на конунга, и посчитала, что Кальв невиновен в смерти Эльвира. Крики на дворе Эгга и крики в Мэрине смешались в ее голове, она поняла, что Кальв — это рука короля, проводящая в жизнь его волю, точно так же, как это делает сам король. Именно Кальв и сотни ему подобных дают возможность правителю свирепствовать.
Что из того, что он был добр к ней? Конунг, наверное, тоже по-доброму относится к своим любимцам.
Она не знала, хватит ли у нее смелости вернуться в Эгга и лечь в постель с Кальвом, ту постель, которую она делила с Эльвиром.
Но она жена Кальва. Она отдала себя в его руки, даже дала ему больше, чем была обязана. Поздно. Дороги назад нет.
Она увидела перед собой нож, который он протянул ей в их первое утро.
Но птицы пели, ветер шелестел в ветвях. И Сигрид захотелось открыть глаза и посмотреть на лес и солнечный свет.
И она подумала, что те, кто сейчас лежит в могилах под слоем сосновых игл, когда-то давным-давно были живыми, бродили по лесам. К чему они стремились, подумала она, и если кто-нибудь из них сидел здесь, так как она сейчас, то действительно жизнь — это единая перепутанная нить.
Она всегда боялась мертвецов, их сверхчеловеческой силы и опасного могущества. Но сейчас она испытывала чувство удивительного родства с ними, и не только из-за того, что у них были, наверняка, свои заботы. Она больше не чувствовала ужаса при мысли, что они могут утянуть ее за собой в могилу; ей казалось, что часть ее уже умерла и лежит в могиле вместе с павшими в Мэрине.
Старая Гудрун как-то сказала: «Я хотела бы быть сожженной на костре, как женщина в древние времена». И она подумала, что в основе своей это не такой уж отвратительный обычай.
Послышались голоса, и она меж деревьев увидела людей Кальва, направляющихся в Хеггин. Один из них обнаружил ее и крикнул, и Сигрид поняла, что они ищут ее.
Она испытала глубокую досаду и злость оттого, что Кальв послал людей на ее поиски и поставил их обоих в смешное положение. К печали и скорби пришло чувство удивительной жгучей злости. Она гордо выпрямилась, когда проходила по двору, словно пленная, окруженная людьми Кальва.
— Действительно, в Эгга наступили новые времена, коль нельзя вечером спокойно прогуляться! — воскликнула она, встретив его во дворе.
Но Кальв только рассмеялся.
— Неужели ты ожидала, что я отправлюсь в постель один, — сказал он.
Люди во дворе фыркнули. Она еще больше разозлилась, когда он повел ее с собой в старый зал.
Когда он попытался овладеть ею, она оттолкнула его. Он растерялся и не знал, как поступить.
— Я не думал обидеть тебя этим.
— Чем этим?
— Тем, что послал за тобой людей.
— Пожалел бы себя, — презрительно произнесла она. — Проголодавшись, я обязательно пришла бы обратно. Как тебе известно, собаки и женщины очень нуждаются в еде.
Он запустил руку в волосы: смущение и беспомощность чувствовались в этом движении.
— Что ты в прошлый раз имела в виду, сказав: «Верю, что смогу полюбить тебя»? — спросил он. Вся его самоуверенность последних дней исчезла.
Сигрид не ответила на вопрос. Тогда он спросил ее, сможет ли она полюбить его, и она, боясь обидеть его, ответила «да».
— Почему ты позволил изувечить ормана?
Он непонимающе уставился на нее.
— Я слышал, что женщин сложно понять, — произнес он, — но чтобы это было так трудно, я не ожидал. Какое отношение орман имеет ко всему этому?
— Не беспокойся о том, какое он имеет отношение, а ответь на вопрос!
— Ты ошибаешься, если думаешь, что я буду отвечать тебе, как раб…
На ее лице появилась вымученная улыбка.
— И все же ответь, Кальв. Я хочу знать.
— Отвечать мне не на что. Этот человек украл имущество конунга и не оправдал его доверия.
— За это его нужно наказать, а не уродовать. Существуют наказания, предусмотренные законом.
— Я, лендман короля, сам закон в своих владениях. И люди должны знать, что будет плохо, если они
