— С каких это пор вы так много стали понимать в женщинах? Бонни точно передо мной не играла!
— Послушайте, Тай, — стараясь сохранить видимость спокойствия, сказал Эллери. — Сейчас я не в лучшей форме — никак не проснусь. Не морочьте мне голову с утра. Вы меня спросили, я вам ответил.
Но Тай продолжал бубнить:
— За свою жизнь я перецеловал много девушек, и чтобы я да не распознал фальшь...
— Эх, вы, Казанова, — вздохнул Эллери. — Нет, вам определенно надо взять отпуск. Слетайте в Нью-Йорк. Погуляете по Бродвею и забудете о Бонни.
— Да не хочу я о ней забывать! Проклятье! Пусть она мне все скажет в лицо. Мне надо было самому ей объяснить. Что я сейчас и сделаю!
— Подождите! — Эллери встревожился. — Не ищите себе неприятностей, Тай.
— Нет, я знаю, стоит мне с ней поговорить, обнять ее...
— Ага, и получить нож в спину. Хотите? Ей опять приходят письма.
— Как? — удивился Тай. — Я думал, мы забрали последнее в той пачке.
— Она показала мне то, что пришло вчера. Адресовано ей.
— Ей?
— Да. С семеркой пик. А это — враг.
— Но если конверт отправили в четверг вечером — и мы знаем, что не через контору Льюси, — то это доказывает, что мой отец здесь ни при чем!
— Да знает она, знает, что ваш отец отправить его не мог. Все гораздо хуже. Бонни думает на вас.
— А? — Для Тая это было запредельно.
— Теперь она убеждена, что вся затея с картами принадлежит семье Ройл. Блит их получала от вашего отца, а вчерашний конверт, открывающий, по-видимому, новую серию, — это ей от вас.
— Но это же... полный бред! Я послал ей конверт с картой? Она что же, думает, что я собираюсь...
— Говорю же вам, доводы рассудка она не воспринимает. Тай, вы не разберетесь с этим делом, не тратьте время попусту.
— Если она считает, что я затеял эту травлю, то я должен что-то сделать и разубедить ее!
— Тай, вам ведь известно, что самая стройная субстанция в нашем переменчивом мире — это мысль, засевшая в голове у женщины. Говоришь ей, говоришь, и все напрасно. Кстати, у вас есть пишущая машинка?
— Что?
— Я спросил, у вас есть пишущая машинка?
— Ну, есть. Но...
— Где она?
— В костюмерной. На киностудии.
— Куда вы сейчас собираетесь?
— К Бонни.
— Тай, не надо. Не делайте этого. Послушайтесь моего совета. Это может быть... смертельно опасным.
— Как это — опасно? Что вы хотите сказать?
— Вы прекрасно понимаете родной язык.
Тай разозлился:
— Это что, розыгрыш или вы сошли с ума?
— Вы можете сделать мне одно одолжение? Не встречайтесь с Бонни до тех пор, пока я вам не скажу, что вы оба вне опасности.
— Квин, я вас не понимаю!
— Вы должны дать мне слово.
— Но...
— Никаких но. Сейчас я не могу ничего объяснить. Так вы мне обещаете?
Тай долго медлил с ответом, потом вяло произнес:
— Ну хорошо. Обещаю.
Тай повесил трубку. Эллери смахнул пот со лба. Ф-фу-у, еле выскользнул. Неопытный ученик в лаборатории любви, он только-только начал понимать, какой мощной магнетической силой обладает настоящая страсть. Нет, к черту этого упрямца, нельзя ему поддаваться. Но в глубине души ему было жутко стыдно.
Из всех черных штучек, которые он проделывал ради раскрытия истины, эта была наичернейшая.
Тяжело вздохнув, Эллери пошел опять к своим тостам, «Гаданию на картах» и описаниям звездных тусовок. В дверь позвонили. Он машинально развернулся и побрел к двери. Открыл. Там стояла Бонни.
— Ну-ну, Бонни, входите, — сказал он.
Она вся светилась. Впорхнула в комнату и подпрыгнула на его софе. В глазах плясали чертики.
— Какой великолепный день! — щебетала она. — Правда? Мистер Квин, у вас красивый халат. А за мной опять ехала та черная машина. Но не это важно. Сегодня произошло просто чудо!
«Ну а она с каким сюрпризом пришла?» — обреченно подумал Эллери и медленно закрыл дверь. Но нашел в себе силы изобразить улыбку.
— В этом деле есть одна приятная сторона — я каждый день встречаюсь с самой красивой девушкой на свете.
— И самой счастливой, — добавила Бонни. — И вы пытаетесь соблазнить меня такими избитыми комплиментами? Знаете, мне сразу стало так легко! — И она, как маленькая, еще попрыгала на софе. — А почему вы меня не спрашиваете, что это такое?
— Что — «что такое»?
— Что это за потрясающая вещь!
— Ну и что же это?
Девушка открыла сумочку. Эллери внимательно наблюдал за ней. Ни косметика, ни веселость не могли скрыть, как она извелась. На щеках серые впадины, под глазами — фиолетовые круги. Сейчас она была похожа на тяжелобольного, которому врач сказал, что он будет жить.
Бонни достала конверт и протянула его Квину. Он взял его, сдвинув брови. Почему получение очередного предупреждения произвело такой необыкновенный эффект? Вот оно что. Если он не ошибается, четверка пик означает...
— Можете тот желтый лист не искать, — игриво сказала Бонни. — Я и так помню все карты наизусть.
«Не имей больше никаких дел с человеком, в котором ты сомневаешься». Ну разве это не замечательно? Эллери сел напротив, уткнувшись глазами в конверт.
— Вы не рады, — заметила Бонни. — Только не знаю почему.
— Наверное, не понимаю, что тут такого замечательного.
Она страшно удивилась:
— Но ведь это же четверка пик — «не имей никаких дел с человеком, в котором сомневаешься». Как вы не видите? Ведь я думала, что вчерашнюю карту прислал Тай.
Эх, Бонни, Бонни. Сначала Тай, теперь ты. Да, только очень жестокий человек мог бы решиться погасить этот свет в глазах. Первый проблеск радости за эту бесконечно долгую неделю сомнений, мук, смертной печали. Но ведь надо! Просто жизненно важно стереть это счастливое выражение с ее осунувшейся мордашки. Был какой-то миг слабости, когда Эллери прельстился мыслью сказать ей правду. Если он верно оценивает ее характер, она сумеет сдержаться. Но пожалеет Тая. А если узнает Тай... И Эллери собрал нее свое мужество, подпустил в голос оттенок пренебрежения и заговорил:
— Вы сказали, что думали, что вчерашнюю карту нам прислал Тай. По-видимому, вы больше так не считаете. Что же заставило вас переменить мнение?
— Ну как же? Вот эта карта — та, что вы держите в руках.
