немец напал — схватил первое, что под руку попалось. Немец-то эвон как попер — и не ждал никто.
— А все равно, я бы бдительности не терял!
Я усмехнулся. Типичная ситуация: аутсайдер группы пытается настроить остальных против лидера. Ну-ну, посмотрим, как у Иванюшина это получится.
— Вот ты, к примеру, знаешь, какого он звания, из какого подразделения? — вновь подал голос младший политрук.
— Так это… нет, — несколько озадаченно отозвался Головатюк, — но я как-то и не спрашивал.
— Во-о-от, — удовлетворенно заявил Иванюшин, — и чего это он нас отослал, когда бой начался? Отходите, мол… а сам остался. Может, он там потихоньку от нас вступил в контакт с врагом?
— Так там же всю дорогу стрельба шла мама не горюй! И он же это… столько гадов положил гранатами, — повысил голос Головатюк, как видно приведенный в изумление фактом подобного обвинения.
— Ничего. Для пользы дела фашисты могут и своих положить, — авторитетно заявил младший политрук.
— Да какая тут польза делу? — горячо вскинулся старший сержант.
— Втереться в доверие.
— К кому? К нам, что ли? Тоже мне, важные цацы!
— Ну… сначала к нам, а затем с нашей помощью и…
— С какой нашей помощью? Да нас самих в особый отдел упекут, только появимся. Почему, мол, да как, не дезертиры ли? Какое тут доверие?
— Ну мало ли, — уже неуверенно отозвался Иванюшин. — А может, мы героически выйдем к нашим. С боем!
— Так чтобы нам героически с боем к своим выйти, — развил успех Головатюк, — надобно командира слушать! А иначе так и сгинем не за понюшку табаку. Я вам так скажу, товарищ младший политрук, нам сейчас нашего командира надо ой как держаться. Он один нас к своим вывести сможет. Это уж мне поверьте! Я таких командиров еще никогда не встречал — оченно сурьезный боец. И командир хоть куда.
Младший политрук помолчал некоторое время, а затем, судя по интонации уже признавая свое поражение, все-таки добавил:
— Но все равно бдительности терять не следует. И это мое вам, товарищ Головатюк, партийное поручение…
Они замолчали. Я еще немного посидел, размышляя над их словами, а затем понял, что незачем заниматься любительством. В конце концов с вершины того дерева я не заметил никаких признаков не только погони, но и вообще присутствия людей в радиусе где-то около восьми километров. А это, при наглядно засвидетельствованном мной темпе передвижения местного населения по пересеченной лесистой местности давало как минимум три часа безопасного времени, которое можно потратить на аналитику. Если, конечно, я приступлю к ней прямо сейчас. Поэтому я поднялся и двинулся вперед.
Да уж!.. Лагерь они разбили из ряда вон плохо. Ветви для лежаков были срублены прямо с деревьев, окружавших поляну, причем не по веточке, прореживая крону, а сплошняком, с одной стороны. Если бы здешний противник использовал даже очень устаревшие и примитивные станции оптовизуальной разведки, засечь наш лагерь для него не представило бы никакого труда. Просто по изуродованным кронам. Не говоря уже о том, что костер они развели прямо посередине поляны, не приняв никаких мер маскировки. Засечь его был способен даже простейший инфракрасный маркировщик, входящий в систему обеспечения безопасности движения гражданских олэеров.
Я покачал головой, но ничего говорить не стал. Позже. Сейчас анализ обстановки гораздо важнее. А просто выказать неудовольствие, не заставив все переделать, — бессмысленная трата времени. Первое правило командира: не можешь заставить сделать правильно — не заметь, а если уж публично зафиксировал недостаток — добейся его устранения.
— Головатюк, дежуришь первым. Потом Иванюшин. Младший политрук будит меня. Время дежурства — четыре часа. Все понятно?
— Так точно, — дружно отозвались оба, но Иванюшин не выдержал и задал-таки вопрос:
— Товарищ командир, а можно узнать какого вы звания?
— Капитан. Капитан Куницын, — отозвался я, снимая ремень и устраиваясь на подстилке. Я выбрал это звание поскольку, как я теперь знал, оно приблизительно соответствовало уровню моей подготовки… то есть если бы речь шла о Гвардии. Ну и еще потому, что среди найденных мной документов оказался один как раз с таким званием и фамилией. — Мне надо подремать. Людей поблизости нет, но все равно не шумите. Понятно?
— Так точно, — вновь хором отозвались они.
Я проснулся в тот момент, когда Иванюшин уже протянул руку, чтобы потрясти меня за плечо. На этот раз меня никто не беспокоил, так что и этап разделенного сознания, и этап использования нелинейной логики прошли вполне удачно. После чего я просто заснул. И вот теперь младший политрук будил меня, для того чтобы я заступил на дежурство.
— Ну как обстановка, товарищ Иванюшин? — спросил я, поднимаясь с кучи веток, служившей мне постелью.
— Все тихо, товарищ командир, — отозвался младший политрук.
Я кивнул и поднялся на ноги, перепоясавшись ремнем. Иванюшин молча улегся на свое место и спустя несколько минут мерно засопел. Похоже, он сидел с Головатюком, а спать улегся только сейчас. Я прошелся вокруг поляны. Костер уже потух. Над головой висели крупные звезды. Лес тихо шумел. Я прислушался к мерному дыханию своих соратников, а затем подхватил пустой «дегтярь», вытащил из разорванного сидора Головатюка несколько пачек патронов и присел на краю поляны. Надо было осваивать попавшее в руки оружие…
— …Кто такие? Должность, звание, фамилия?
— Сержант Коновалов, командир расчета 45-миллиметрового противотанкового орудия второго огневого взвода третьей батареи отдельного противотанкового дивизиона войсковой части 45 756, — доложил драчун.
Вслед за ним представился второй, оказавшийся заряжающим соседнего расчета.
— Как здесь оказались?
— Отступаем, — отозвался Коновалов. — Во время нападения немцев были в летних лагерях. Без боеприпасов. Поэтому при появлении противника вступили в бой со стрелковым оружием. Но много не навоевали. Орудия просто подавили танками. И ребят… — он всхлипнул, но быстро взял себя в руки, — вот с тех пор и бежим. Сначала нас шестеро было, но Казакевич и Баюшкин исчезли в деревне, когда пошли в разведку. Может, просто по-тихому слиняли, а может, местные захватили. Ну чтобы перед немцами выслужится… — Он мрачно стиснул зубы, так что налились желваки.
Я понимающе кивнул. Как я уже знал, армия, в строю которой я так неожиданно оказался, действовала, по существу, на оккупированной территории, занятой только два года назад. Впрочем, что еще считать оккупацией… Эти территории стали самостоятельной страной всего около двадцати лет назад, а до тех пор входили в состав державы-предшественницы. Так что оккупацию двухлетней давности вполне можно было назвать возвращением территорий… Но, к сожалению, за прошедшие два года новая держава успела довольно гнусно зарекомендовать себя на вновь присоединенных территориях, так что предположение сержанта вполне имело право на существование.
— Остальные?
— Пашкевич погиб, когда мы нарвались на мотоциклистов. А Бакрушев… — сержант покосился назад, — тогда же ранен был. Еще сутки мучился. С километр отсюда отошел. Так что только мы с Гибаньшиным остались. Из тех, кто после первого боя выжил. — Тут он снова всхлипнул. — Как же так, товарищ командир? Говорили же малой кровью, на чужой территории…
Я протянул руку и сжал его плечо. Тяжело видеть, как крепкий, здоровый мужчина молча давится слезами.
— Ничего, боец, теперь вы не одни. Теперь вы в составе подразделения. И мы им еще покажем!..
