Пускай твой кубок звуки разливаети все же ими полнится всегда.Пусть развлечет меня — как развлекаетусталого погонщика звезда.
Симон Чиковани
* * *
Две округлых улыбки — Телети и Цхнети,и Кумиси и Лиси — два чистых зрачка.О, назвать их опять! И названия этизатрудняют гортань, как избыток глотка.Подставляю ладонь под щекотную каплю,что усильем всех мышц высекает гора.Не пора ль мне, прибегнув к алгетскому камню,высечь точную мысль красоты и добра?Тих и женственен мир этих сумерек слабых,но Кура не вполне обновила волнуи, как дуб, затвердев, помнит вспыльчивость сабель,бег верблюжьих копыт, означавший войну.Этот древний туман также полон — в нем стрелымногих луков пробили глубокий просвет.Он и я — мы лишь известь, скрепившая стенывкруг картлийской столицы на тысячу лет.С кем сражусь на восходе и с кем на закате,чтоб хранить равновесье двух разных огней:солнце там, на Мтацминде, луна на Махате,совмещенные в небе любовью моей.Отпиваю мацони, слежу за лесами,небесами, за посветлевшей водой.Уж с Гомборской горы упадает в Исанипервый луч — неумелый, совсем молодой.Сколько в этих горах я камней пересилил!И тесал их и мучил, как слово лепил.Превозмог и освоил цвет белый и синий.Теплый воздух и иней равно я любил.И еще что я выдумал: ветку оливыя жестоко и нежно привил к миндалю,поместил ее точно под солнце и ливни.И все выдумки эти Тбилиси дарю.
Симон Чиковани
Метехи
Над Метехи я звезды считал,письменам их священным дивился —В небесах, как на древних щитах,я разгадывал знаки девиза.Мне всегда объясняла одноэта клинопись с отсветом синим —будто бы не теперь, а давно,о Метехи, я был твоим сыном.Ты меня создавал из ребра,из каменьев твоих сокровенных,я наказывал мне серебране жалеть для нарядов военных.Пораженный монгольской стрелой,я дышал так прощально и слабопод твоей крепостною стеной,где навек успокоился Або.За Махатской горой много днейты меня окунал во туманы,колдовской паутиной твоей