там, где высшая мгла и звезда.Так зачем наобум, наугадвсуе связывать с осенью лесато, что в доме разыграна пьесастаромодная, как листопад?В этом доме, отцветшем дотла,жизнь былая жила и крепчала,меж висков и в запястьях стучала,молода и бессмертна была.Книга мучила пристальный ум,сердце тяжко по сердцу томилось,пекло совести грозно дымилосьи вперялось в ночной потолок.В этом доме, неведомо чьем,старых записей бледные главыпризнаются, что хочется славы…Ах, я знаю, что лес ни при чем!Просто утром подуло с небеси соринкою, втянутой глазом,залетела в рассеянный разумэта строчка про дом и про лес…Истощился в дому домовой,участь лешего — воля и нега.Лес — ничей, только почвы и неба.Этот дом — на мгновение — мой.Любо мне возвратиться сюдаи отпраздновать нежно и скорбнодивный миг, когда живы мы оба:я — на время, а лес — навсегда.
* * *
Я завидую ей — молодойи худой, как рабы на галере:горячей, чем рабыни в гареме,возжигала зрачок золотойи глядела, как вместе горелидве зари по-над невской водой.Это имя, каким назвалась,потому что сама захотела, —нарушенье черты и пределаи востока незваная власть,так — на северный край чистотелавдруг — персидской сирени напасть.Но ее и мое именабыли схожи основой кромешной —лишь однажды взглянула с усмешкой —как метелью лицо обмела.Что же было мне делать — посмевшейзваться так, как назвали меня?Я завидую ей — молодойдо печали, но до упаданьяголовою в ладонь, до страданьяя завидую ей же — седойв час, когда не прервали свиданьядве зари по-над невской водой.Да, как колокол, грузной, седой,с вещим слухом, окликнутым зовом:то ли голосом чьим-то, то ль звоном,излученным звездой и звездой,с этим неописуемым зобом,полным песни, уже неземной.Я завидую ей — меж корней,нищей пленнице рая иль ада.О, когда б я была так богата,что мне прелесть оставшихся дней?Но я знаю, какая расплатаза судьбу быть не мною, а ей.