Дождь на меня смотрел, как сирота.— Ну, черт с тобой, — решила я, — иди!Какой любовью на меня ты пролит?Ах, этот странный климат, будь он проклят! —Прощенный Дождь запрыгал впереди.3Хозяин дома оказал мне честь,которой я не стоила. Однако,промокшая всей шкурой, как ондатра,я у дверей звонила ровно в шесть.Дождь, притаившись за моей спиной,дышал в затылок жалко и щекотно.Шаги — глазок — молчание — щеколда.Я извинилась: — Этот Дождь со мной.Позвольте, он побудет на крыльце?Он слишком влажный, слишком удлиненныйдля комнат.— Вот как? — молвил удивленныйхозяин, изменившийся в лице.4Признаться, я любила этот дом.В нем свой балет всегда вершила легкость.О, здесь углы не ушибают локоть,здесь палец не порежется ножом.Любила все: как медленно хрустятшелка хозяйки, затененной шарфом,и, более всего, плененный шкафом —мою царевну спящую — хрусталь.Тот, в семь румянцев розовевший спектр,в гробу стеклянном, мертвый и прелестный.Но я очнулась. Ритуал приветствий,как опера, станцован был и спет.5Хозяйка дома, честно говоря,меня бы не любила непременно,но робость поступить несовременночуть-чуть мешала ей, что было зря.— Как поживаете? (О блеск грозы,смиренный в тонком горлышке гордячки!)— Благодарю, — сказала я, — в горячкея провалялась, как свинья в грязи.(Со мной творилось что-то в этот раз.Ведь я хотела, поклонившись слабо,сказать:— Живу хоть суетно, но славно,тем более, что снова вижу вас.)Она произнесла:— Я вас браню.Помилуйте, такая одаренность!Сквозь дождь! И расстоянья отдаленность! —Вскричали все:— К огню ее, к огню!— Когда-нибудь, во времени другом,на площади, средь музыки и брани,мы б свидеться могли при барабане,вскричали б вы:— В огонь ее, в огонь!За все! За дождь! За после! За тогда!За чернокнижье двух зрачков чернейших,за звуки, с губ, как косточки черешни,летящие без всякого труда!Привет тебе! Нацель в меня прыжок.Огонь, мой брат, мой пес многоязыкий!Лижи мне руки в нежности великой!Ты — тоже Дождь! Как влажен твой ожог!
