— Во всех бочках, — господин де Роскоф прошел по усыпавшим землю монетам словно по мусору. — Каперское золото, Элен де Роскоф. Наследство проклятого Богом Дени.
ГЛАВА XXI
— Дени был меньшим братом отца моего, — начал господин де Роскоф, когда они уселись на груде высыпавшегося из бочки металла: больше сидеть было не на чем. — Однако ж духовного поприща никто от него не ожидал. С малых лет мальчик являл нрав столь дикий и необузданный, что дед мой не уставал благодарить Господа за то, что не этот отпрыск возьмет на себя ответственность за фамильное достояние и судьбы многих людей. Местный кюре хоть режь отказался давать ему уроки, в школу же сам дед побоялся Дени определить в рассуждении, что его там засекут до смерти в тщетных попытках исправить. Единственною, быть может, хорошей чертою мальчика был живой интерес к морскому делу. Понадеявшись на оный, родитель с четырнадцати годов определил мальчика во флот. Каково же было горе деда, когда довелось ему узнать, что три года спустя юноша дезертировал. След его затерялся в портовых притонах. Семь лет о Дени де Роскофе не было ни слуху ни духу, и за эти годы опечаленный родитель его отошел в мир иной. Сколь же изумлен был мой отец, когда однажды поутру слуга доложил, что его просит принять младший брат. Ожидая худшего и надеясь всем сердцем на лучшее, отец поспешил в гостиную прямо в халате. Человек, без смущения расположившийся в комнате, было показался ему незнаком. Был он смугл как гишпанец, и не враз брат понял, что сие — загар, слишком густой для наших краев. Одет он был дорого и щегольски, однако ж наряду не доставало умеренности и вкуса. «Где был ты все эти годы, Дени?» — воскликнул отец, раскрывая объятия. «В Новом Свете, Симон», — с усмешкою отвечал тот. «Так что ж воротило тебя из сих сказочных краев? — спросил отец, уже переборовши волнение. — Сложно мне поверить, будто тебе вдруг захотелось повидать родню». — «Меж тем это правда, — отвечал авантюрист, ибо все обличало в Дени авантюриста. — В некоторой мере, во всяком случае». — «Объяснись, брат». — «Меня воротила сюда война за Гишпанское Наследство. Дело обещает быть веселым, да и надоело мне жариться на Карибской сковородке. Побывать в пекле я и после смерти успею». — «Ты хочешь сражаться под командованием де Турвиля?» — спросил отец, предпочтя не замечать дурных слов: к тому ж слова человека бывают часто хуже его дел. «Никак не хочу, — поморщился Дени. — Потому-то я и вспомнил о родственных связях. Симон, мне нужен изрядный заем». — «Для чего надобны тебе деньги?» — «Не бойся, брат, не для игры в кости. Эких же ты, однако, обо мне мыслей. Хочу я снарядить собственный корабль. У одного купца как раз выставлен в доке такой, каков мне надобен. Зовут его «Петух Нанта», и по всему судя, сей петушок в хороших руках будет бойцовый. Он пообходился в пяти рейсах, однако ж еще нов. Я хотел фрегат, но сей корвет будет даже лучше фрегата. Надели меня деньгами, Симон, хотя бы на основной взнос». Отец мой был ввергнут в сомнения. С одной стороны, как я уже упомянул, Дени глядел авантюристом, следовательно — жестоким и алчным негодяем. Стоит ли множить во сто крат силу такого молодчика? Но вить была и другая сторона. Противу Отечества ополчились англичане с голландцами, а с ними вместе и многие из германцев. Нам же союзниками — Гишпания с Италией, да много ль с того толку? Военная слава гишпанцев канула в Лету. Италианцы ее сроду в водных баталиях не стяжали. Не лучше ль оборотить жестокий нрав и корыстные цели Дени к пользе Отечества? «Ты, верно, размышляешь, что тебе с того проку, Симон? — дядя на свой лад понял колебания отца. — Но ты, я слыхал, надумал жениться. Флибустьеры меж тем не женятся, разве что на рее посредством петли. Твои наследники сделаются когда- нибудь и моими». — «Мы слишком молоды оба, брат, чтобы о том загадывать, — оборвал его отец. — У меня еще вовсе нету наследников. Но я помогу тебе с покупкою корабля». Вскоре корвет был куплен, к немалому удовольствию Дени, который тут же выправил себе патент на каперство, и затем от него снова долго не было вестей. Я не утомил тебя столь нудным рассказом, дочь моя?
— Что Вы, батюшка! — с живостью возразила Нелли. — Я только в романах читала о пиратах, а тут вдруг такой в своей родне!
— Ах да, Империя Российская слишком мало граничит с морями, чтоб пиратство в русских семействах было явлением заурядным. — Господин де Роскоф непроизвольно привычными движеньями разминал перстами свое колено. Болит, небось. Если уж Филиппа, в его-то годы, колени давно мают… Что поделать, фехтованье сушит сустав изнутри. Никакого лекарства от сей «дворянской хвори», как называет таковую досаду Параша, быть не может. — Во Франции же редко какая семья не держит подобного скелета в шкафу. Дива нет в том, что Дени де Роскоф был пират, но он был пиратом на диво удачливым. Единственным, что удручало моего отца, были слухи о чудовищных жестокостях, а сии слухи составляли свиту его славы. Я называю пирата пиратом, никакие патенты не могут прикрыть сути стервятника, дочь моя, и чаю, что гнусное явление каперства рано или поздно будет избыто в цивилизованном мире. Но опущу тут два десятка лет. Успел я родиться, осмыслить мир, потерять отца. Существование дядюшки Дени, уже удалившегося на покой и перестроившего этот самый домик в родном Роскофе, не слишком занимало меня до того дня, как был я вызван из Парижа к одру его болезни. С немалой досадой оторвался я от своих штудий. Из какого пустяка он зовет меня? Дядю я видал всего год тому, он был крепок и бодр. Да и с чего бы не быть крепку и полну сил мужчине, едва перевалившему за сорок пять годов? Возраст отнюдь не стариковский. Тем не менее я поступил так, как велела обязательность к старшим. В Роскоф я прибыл поздним вечером, но однако ж, отправив вещи со слугою домой, поспешил к дяде. В деревне ложатся спать рано, но еще издали я заметил в окнах свет, точившийся через ставни. Мне отворил какой-то старик слуга в халате и ночном колпаке, верно я поднял его с постели. Дряхлый старик, растерявший все зубы — я подумал еще, что дядя не зря слывет прижимистым. Не много проку от такого лакея, да верно дешево он обходился. Свеча в оловянной плошке в руке старика дрожала, разбрасывая тени по стенам.
«Антуан, племянник, я рад, что дождался тебя, — прошамкал он провалившимся ртом. — Уж не чаял свидеться».
Я застыл как вкопанный. Этот обтянутый кожею череп, этот беззубый провал рта, эта слабосильная рука! Нет, я не узнавал в дряхлом старце дядю Дени, разум мой отказывался верить подобному жуткому преображению.
«Ты удивлен, племянник, — дядя усмехнулся со смутно знакомою физиогномической ужимкою. — Не будь глупцом. К чему стоять в сенях, пройдем к огню, я совсем озяб».
Я проследовал за ним к камину.
«Я немало постранствовал по свету, — продолжил он, укутавшись в меховую накидку. — В краях, где не живут белые люди, живут черные хвори. Такие нам здесь и не снились, посему та, коей я подвержен, не имеет названия ни на одном европейском языке. Имя гадины на родном ее наречии покажется тебе бессмысленным кряканьем и свистом, посему стоит ли ее называть?» — «Давно ль Вы больны, дядя?» — произнес я наконец: язык мой заплетался от столь сильного потрясения. «Лет двадцать пять, — отвечал он со смехом. — Тебе непонятно? Еще бы. Сия хворь долго тлеет в теле, но вспыхивает всепожирающим пожаром. С чего б иначе я перестал ходить в море сорока трех годов от роду?! Тогда я заметил первые признаки ее гнусного пробуждения. Но пустое, у нас нынче ночью немало дел. Мне вить остались считанные часы, Антуан».
Сие казалось странно, невзирая не ужасный вид свой и слабосилие, дядя казался вполне бодр. В те годы я полагал еще, что умирающие непременно лежат в постеле своей, если ж человек ходит — до смерти далёко. Однако ж я не стал прекословить.
«Еще когда ты был ребенком, я обустроил в сем дому тайник, хоть и бывал в нем нечасто, — продолжил дядя, прикладываясь к стакану с ямайским ромом, его излюбленному отвратительному напитку. Но мне так лучше даже «синяя погибель» англичан. — Не дождись я тебя, он мог бы стоять столетия не потревожен. Ни единая живая душа не знает о нем. Еще бы! Я убил троих своих молодчиков, что, будучи до пиратства подмастерьями строителей, помогали мне его ладить. Да что ты вздрагиваешь как девица, Антуан? Нашел о ком жалеть. Это были такие же мерзавцы, как я сам».
Не чинясь долго, дядя провел меня в то место, где сейчас мы с тобою стоим, невестка.
— Так сие — плоды каперских предприятий? — спросила Нелли.
— Думаю, и просто пиратских тоже. Тогда здесь все было так же, как сейчас, только вот я был примерно твоих лет. Слухи о каперском золоте Дени де Роскофа всегда жили в Бретани. Покажется ли тебе
