некого. Их найдут сегодня ночью за городом. Будет следствие, выяснится, что они стали жертвами криминальной разборки.
– А как же тот, кто стрелял? – хрипло спросил Шрам. – Что будет с ним?
Калистратов вяло улыбнулся:
– Вы беспокоитесь за его здоровье? Не стоит. На нем уже столько крови, что ему для собственной же пользы лучше держать язык за зубами.
Александр Степанов никак не мог перебороть тревогу – год спустя он снова ехал туда же, на Васильевский остров. На их с Калистратовым тайную квартиру. Он понимал: случилось нечто важное, иначе генерал не стал бы настаивать на личной встрече, а просто проинструктировал бы по мобильному телефону. «Что же могло произойти?» – недоумевал Шрам. Он взглянул на часы: 18.55. Чуть выше над цифрами чернела дата: 30 мая.
Внедорожник мчался по Василеостровскому проспекту.
Шрам думал о генерале Калистратове. Тогда, в их первую встречу, Калистратов обронил что-то о том, что изучил его досье и знает его психологический портрет. Что он имел в виду? Что Шрам болезненно властолюбив? Что после коронации он вдруг ощутил сладкий вкус власти, который позволял утолять самолюбие и жажду подчинять себе других?
Сладкий вкус власти...
Среди сообщества людей обязательно отыщутся те, кому в охотку убивать. В подавляющем большинстве это весьма примитивные личности, бойцы-гладиаторы. Хлебом не корми – дай насладиться предсмертным ужасом беззащитной жертвы. Таких Шрам не любил, питал к ним животное отвращение: типичная мразь!
Другие испытывали почти патологическую страсть к деньгам. К неуемной роскоши. Их пьянил сладкий вкус богатства. Они воровали, грабили, убивали ради одного – чтобы заграбастать побольше бабок; чтобы обвешаться импортными вещами и ездить по пять раз в год на Средиземное море греть пузо; чтобы купить под Питером дачу и чтоб это был непременно особняк какого-нибудь бывшего партийного функционера, с резной мебелью, с телефонами во всех комнатах да с участком в два-три гектара.
Такие начинали с того, что в 1991 году за бешеные деньги приобретали в обкомовском гараже списанные «ЗИЛы»-«членовозы», позже меняли их на подержанные белые «Линкольны», а потом вместо них покупали новенькие «Роллс-Ройсы». Они жрали за троих, пили за пятерых, словно торопились компенсировать голодные годы сидения на скудном совковом продпайке.
Но мало кто из его ближайшего окружения знал настоящий вкус власти.
Да, Калистратов оказался тонким психологом. Он был прав – Шрам готов пожертвовать очень многим, даже переступить через воровские понятия, чтобы обрести еще большую власть. Когда полгода назад Шрам сдал Варяга и организовал похищение его жены с сыном из Америки, он знал, что совершает тягчайший грех. Знал, что за подобный беспредел вся воровская Россия, если тайное станет явным, дружно поднимет его на «перья», разорвет в клочья, заживо сварит в кипящем масле. Но Степанова манила жажда власти, и поэтому он шел напролом. Шрам верил генералу Калистратову и надеялся, что с его помощью в самое ближайшее время он сумеет занять место смотрящего России.
Внедорожник «Лексус», резко затормозив, остановился перед дверью трехэтажного деревянного домика. Покрытые пылью окошки были занавешены грязными шторками. Шрам вышел из машины и взглянул наверх. Угловое окно на третьем этаже было не занавешено. Значит, Калистратов уже там. Шрам толкнул дверь с пузырящейся краской и вошел в темный вестибюль. За столом сидел дед-вахтер. Он читал журнал при ярком свете крохотной настольной лампы.
– Вы к кому? – привычно проскрипел дед, оторвав усталый взгляд от иллюстрированной страницы.
– В отдел распространения, – веско ответил Шрам и, не глядя на деда, прошел к лестнице.
Александр поднялся на третий этаж, дошел до конца длинного коридора, остановился перед дверью с номером 9, обитой черным обтертым дерматином, и без стука распахнул ее.
За старинным письменным столом из красного дерева сидел Калистратов. Перед ним стоял навытяжку плотный приземистый господин в сером костюме. Оба обернулись на неожиданно вошедшего Шрама.
Калистратов хмуро кивнул вошедшему и обратился к господину в сером костюме:
– Ладно, Васильич, ты пока иди, мы тут потолкуем, обсудим сложившуюся ситуацию, а я тебя после вызову. Еще вот что, свяжись с Москвой и узнай, нет ли чего нового оттуда.
– Понял, – невесело кивнул Васильич.
Весь красный как вареный рак, не отрывая от пола виноватых глаз, наверняка радуясь столь неожиданному освобождению в лице вошедшего Шрама, он прошмыгнул мимо и бочком вышел в приоткрытую дверь.
– Присаживайся, Саша, – пригласил Калистратов. – Ты, наверное, уже догадался, что я тебя вызвал по срочному делу?
– Конечно, просто так не стали бы.
– Так вот. У нас серьезная проблема. – Калистратов помотал головой, точно его внезапно пронзила сильная боль в шейном позвонке, и поправился: – Точнее, большая проблема у меня. Мне вчера сообщили, что Варяга убили на зоне.
У Шрама как-то разом пересохло во рту. Он сухим языком облизнул губы.
– Как – убили?
– Как-как... Кверху каком! Этот мудак-выскочка, начальник лагеря, недоглядел... Словом, в лагере начался бунт. Не знаю точно, что там случилось, но зэки забузили. Начальник лагеря вызвал ОМОН, внутренние войска с бронетехникой. Началась стрельба. Варяга уложил снайпер.
– Зачем? – Шрам oт волнения даже вскочил со стула.
– Как я понимаю, начальник колонии в штаны наложил и решил избавить себя от возможных хлопот с Варягом. В любом случае хозяин колонии, сукин сын, спасал свою шкуру, а меня подставил. Ну да ладно, это мои проблемы – мне их и решать. Я тебя не за тем позвал. Что бы там ни было, наш план продолжает работать. Хотя было бы намного лучше, если бы такой расклад случился месяца на четыре позднее. Но ты, парень, можешь праздновать победу. Для тебя теперь дорога открыта. Я уже доложил наверх о смерти Варяга. Через день-два весть разойдется по всей России. Но пусть твоя братва узнает об этом не от тебя, а из «Московского комсомольца» или через зоны. Когда всем станет известно, что Варяга нет, на очередном сходе будут выбирать нового смотрящего России. – Калистратов улыбнулся и добавил, напирая на каждое слово: – Надеюсь, у тебя есть подходящая кандидатура?
Шрам не смог сдержать улыбки. У него бешено колотилось сердце.
– Имеется.
– Так вот, дальше. Это наша с тобой последняя встреча. Во всяком случае, в этом здании. Не нравятся мне кое-какие моменты... Сегодня я возвращаюсь в Москву. Там мне предстоит очень непростой разговор. За смерть Варяга меня по головке не погладят. А ты действуй. С тобой я свяжусь сам. Через Грунта.
– А кто это такой? – кивнул Шрам на дверь.
– Этот мой личный агент. Работает в «Облкниге», но к МВД никакого отношения не имеет – я его когда- то из-под серьезной статьи вывел, вот он мне иногда и помогает по старой дружбе. Но на прошлой неделе он вляпался в одну историю и привел сюда непрошеных гостей. Так что адрес этот забудь. Ну, прощай, Александр Алексеевич. Удачи тебе. – Калистратов горько усмехнулся: – И ты мне удачи пожелай.
Степанов вдруг почувствовал невероятное облегчение. Вот это поперло! Мало того, что Варяг где-то преставился, так еще и Калистратов сматывает удочки.
Не сумев сдержать распиравшей радости, Шрам, широко улыбнувшись, произнес:
– Ни пуха ни пера, генерал!
И вышел из кабинета.
Теперь у него развязаны руки. Он – санкт-петербургский смотрящий, хозяин Северо-Западного региона и имеет все основания сделаться казначеем всероссийского общака. Александр Степанов шел по темному коридору точно во сне. Он не помнил, как спустился по лестнице, как вышел мимо старика вахтера на улицу, как сел в свой серебристый «Лексус».
Мысли путались. Но вместе с тем Шрам ощущал на душе такую невероятную радость, какая никогда прежде его не посещала. Разве только тогда, когда он откинулся из пермского лагеря. Ворота зоны широко распахнулись и дали ему возможность ступить на новую дорогу. Разве мог он тогда предположить, что
