Внезапно Тензора прорвало, слова полились потоком, все быстрее и быстрее, словно торопясь, наконец, вырваться на свободу.
– Мы оба виновны, ты и я. Там, на Аркане, я помогал Рульку и Шутдару работать над флейтой, хотя знал, что это запрещено. Я оставил в Ночной Стране врата, чтобы позднее их можно было открыть. Я решил взять тебя в Шазмак и поручил Эмманту шпионить за тобой, несмотря на то что знал о его дурных наклонностях. Я послал в Шазмак Феламору, не обратив внимания на ее предостережения и угрозы. Я использовал силу против бедняжки Нелиссы, дабы принудить Совет подчиниться мне. – Он глубоко вздохнул и затем продолжил: – Я использовал Кривое Зеркало для постройки врат, хотя понимал, что на него нельзя полагаться. И оно предало меня. Я сделал врата, но не сумел их защитить, я открыл их слишком рано, пренебрегая твоими предупреждениями и просьбами. Пожалуй, моя судьба может сравниться только с судьбой Питлиса, во всем ее блеске и чудовищных грехах. Если бы не...
Тензор осел, воля, поддерживавшая аркима все это время, оставила его, гнет невыносимого отчаяния словно придавил его. Карана не смогла удержать Тензора, и они вдвоем повалились на землю. Девушка с трудом выбралась из-под него. Тензор ударился головой об уступ. По его щеке текла кровь, но на жаре она скоро запеклась. Смуглая кожа аркима приняла зеленовато-желтый оттенок. Дыхание стало судорожным, было видно, что смерть его близка. Снова взвыл ветер, на них надвигался шквал. Карана едва успела закрыть Тензору лицо, как ураган сбил ее с ног и чуть не увлек вниз в ущелье.
Девушка проползла несколько футов до укрытия, которое она заранее присмотрела. Зачем Тензор привел ее сюда? Чтобы напомнить о ее грехах? Или исповедаться в своих? Карана не строила иллюзий в то ужасное время, когда прятала Зеркало. Она сделала выбор осознанно, понимая, что может навлечь на аркимов беду. Слишком многие пытались ее использовать, но она ни на кого не перекладывала вину за свои поступки.
Шквал начал стихать. Карана бегом вернулась к Тензору. Стряхнув соль, она открыла ему лицо. Он поднял веки и взглянул на нее слезящимися глазами.
– Ты хотел что-то мне сообщить. Так что же? Пока ты не сказал мне ничего нового.
Сделав над собой усилие, Тензор сел.
– Нет, – проговорил он, сплевывая соль. – Вовсе нет. Я поступил с тобой очень дурно. – Он попытался подняться, но сумел только встать на колени. И все же так он мог смотреть ей прямо в глаза. – Я помню, как ты пришла ко мне в Шазмак, – продолжил Тензор. – Никогда не забуду, как, стоя перед воротами, ты сказала: «Я пришла домой». Ты была маленьким сорванцом с копной растрепанных рыжих волос. А между тем сколько силы! Сколько достоинства! Ты была дочерью своего отца, такой же непокорной и независимой. Однако все равно я хотел отослать тебя назад, на верную смерть. – Карана вздрогнула.
– Я бы отослал тебя, несмотря на то что ты была тем ребенком, о котором я всегда мечтал. Но ты не имела права жить в Шазмаке, потому что твой отец однажды нарушил клятву. И нарушил ее во второй раз, рассказав тебе про наш город. Я знал, что ты не останешься в Шазмаке, вернешься в мир и не сохранишь тайны. Вот почему я не задумываясь готов был обречь тебя на гибель. Но аркимы не позволили мне этого сделать. Редко они пренебрегали моими советами, но на этот раз были непреклонны. Все полюбили тебя с первого взгляда. Ты стала для них как родная. Ха! Они ни о чем не догадывались. Ни о чем! Ты растопила мое сердце, – хрипло сказал Тензор. – И я полюбил тебя. Даже Раэль не мог любить тебя сильнее. Но я боялся твоего дара, троекровница!
Карана почувствовала, будто грудь ее пронзило ледяное копье.
– Почему троекровница? Что ты имеешь в виду?
– В твоих жилах, Карана, течет кровь народов, населяющих все три мира: древних людей, аркимов и феллемов!
– Не может быть! – воскликнула пораженная Карана.
– Ты не знала, что среди твоих предков был феллем? Я не говорил об этом ни одной живой душе. В наших Преданиях записано пророчество о троекровнице, которая явится из ниоткуда и изменит само пространство и время. Как жаль, что я тогда не выставил тебя за ворота.
Он поднялся на ноги и положил свою могучую руку на худенькое плечо Караны, полуобняв ее.
Она смотрела на своего наставника, не осознавая до конца смысла его слов. Оказывается, она не та, кем считала себя.
– Но аркимы приняли тебя. И все, что я мог сделать, – это сам заняться твоим обучением. Я постарался не дать твоим способностям развиться, полагая, что это слишком опасно для нас. Удалось мне это или нет? Причинил ли я тебе вред? Конечно, ты не можешь полностью использовать свой дар, и теперь ты уже слишком взрослая, чтобы это исправить. Я хотел вообще скрыть твое происхождение, чтобы ты никогда не узнала о своих великих предках. Но Малиена не позволила бы мне этого. Она следила за каждым моим шагом.
Карана была потрясена. Все троекровники несли на себе проклятие, ужасное клеймо безумия. Вот почему каждый, распознав в ней нечто особенное и редкое, стремился ее использовать. Как Тензор посмел так обойтись с ней, даже ничего не сказав? Она никогда не сможет простить его.
– Это все, что я хотел тебе сказать, – проговорил Тензор. – Теперь можешь возвращаться. Если, несмотря на мои усилия, ты сохранила свой дар, тебе принадлежит будущее.
Карана отвернулась. Почему бы ему не прикончить ее прямо здесь и сейчас, если он всю жизнь этого жаждал? Соляная пыль колола ей щеки, пока она спускалась. Добравшись до дна ущелья, Карана оглянулась. Тензор стоял на вершине, возвышаясь, словно соляной столп. Ветер уносил обрывки его жалобного, полного отчаяния монолога.
– Я ничто. И все, что мне было дорого, на самом деле тоже
Порыв урагана сбил ее с ног. Карана ползла, закрыв лицо плащом. Ветер не унимался. С тех пор как они покинули пещеру, прошло уже несколько часов. Наступила ночь, на небе загорелись звезды, появилась зловещая туманность Скорпиона. Карана оглянулась. Тензор исчез. Ее гнев утих. Несмотря на все свои грехи, Тензор заменил ей в свое время отца, она не могла бросить его умирать в одиночестве.
Карана побежала обратно, спотыкаясь и падая в темноте. Арким лежал без движения. Казалось, он умер, но когда она счистила с лица Тензора соляную корку, он открыл глаза. Девушка приподняла его голову.
– Оставь меня, – попросил он. – Я хочу умереть здесь, именно такого конца я и заслуживаю.
Тензора захлестывало отчаяние, но в его голосе звучало прежнее высокомерие. Жалость, которую на миг испытала к нему Карана, испарилась. Нет уж, пусть теперь расплачивается за несправедливость к ней.
– Я знаю, что часто поступала неправильно, – сказала она. – Но не по своей вине. Это ты всех запутал из-за непомерной гордыни. Но чем аркимам гордиться, кроме своего прошлого? Вы можете похвастаться лишь громкими поражениями. Много столетий прошло с тех пор, как вы проявили величие в чем-либо кроме высокомерия. А теперь вставай! Настало время, когда нужна даже твоя помощь. Поднимайся! Твое отчаяние – такая же дешевка, как и гордыня, у них один источник.
– Оставь меня, – вновь попросил он. – Мне больше нечего дать. Это справедливо, что я умру в этой голой безводной пустыне. Все мы умрем.
Его глаза потеряли свой блеск и стали закатываться, воля больше не поддерживала жизнь в изувеченном теле.
– Не смей умирать, ты, трус! – крикнула она ему в лицо. Глаза Тензора открылись, но они были такими мутными, что даже свет самых ярких звезд не отражался в них. – Из-за твоего самодурства всем нам грозит гибель. А теперь, сделав свое черное дело, ты захлебываешься от жалости к себе, как проклятый Питлис, предавший свой народ. Но у тебя это не пройдет, я не позволю.
Глаза Тензора вновь закатились. Трус! В ярости она вскочила на ноги и пнула его изо всех сил, прямо в больное бедро. Карана сама не ожидала от себя такой жестокости, и ей стало стыдно.
Тензор дернулся. Его глаза открылись, из груди вырвался крик. По лицу заструился пот. Он больше не издал ни звука, хотя волны невыносимой боли накатывали снова и снова. Он пронзил девушку гневным взглядом:
– Зачем ты позвала меня назад? Это жестоко! Мое время вышло.
По его покрытым солью щекам струились слезы.
