Но он не идет. Скоро восемь. В это время, лесорубы обычно уже бывают дома.
Она вышла из будки, прислушалась. Было тихо, если не считать извечного шума тайги, к которому привыкаешь так, что и не замечаешь его. Легкая, как облачко, тревога начала обволакивать сердце. И вдруг Марина поняла, что тревожится за одного Тараса. Что там случилось в лесу? Она растерялась от этой внезапно возникшей мысли.
Марина вспомнила, как впервые мысленно разговаривала с Виталием Осиповичем. Тогда все было проще. Она сразу определила свое отношение к нему. О любви не могло быть и речи. Он должен ждать свою невесту. Тогда она не разрешала себе любить. Это было трудно, но по-другому нельзя поступить.
Есть чувства, но есть и долг. И сила на стороне того, кто чувства не противопоставляет долгу.
Теперь все сложнее. Тарас ждал прямого ответа. Но чувства молчали, а долг предоставлял полную свободу сердцу, мыслям, поступкам. Чувство свободы становится в тягость, когда надо решать и не знаешь, что решить.
Значит, надо ждать. Если придет любовь, она откроет перед ней свое сердце широко и бездумно, как Женя. Так, кажется, будет лучше.
Придет Тарас, и она скажет ему все, что думает, и они вместе решат — как должно быть. Но что же он не идет?
Он ворвался, гремя сапогами, стремительный, торжествующий. Смуглое от таежного загара лицо пылало возбуждением.
Она поднялась навстречу, охваченная непонятным волнением.
— Что, Тарас, что? — спросила Марина одним дыханием.
Он сел, хлопнув большими ладонями по коленям. Шумно выдохнул:
— Устал. Хорошо!
В тайге послышались возбужденные, ликующие голоса. Они приближались, но Тарас не говорил того, чего ждала Марина весь день.
Люди шли из тайги шумящей толпой.
— Ну, что, Тарас? — спросила она опять. — Да скажите же скорее!
— Сейчас, — ответил он и всем телом повернулся к столу, где стоял телефон.
Тогда Марина поняла причину необычайного оживления Тараса, которое она второпях приняла на свой счет.
С шумом вошел Бригвадзе, за ним — Юрок, Панина и еще несколько человек, пока не заполнилась избушка.
Тарас заговорил. Наступила тишина.
— Иван Петрович! Говорю от всех лесорубов. Сегодня получили добрую весть от друга моего Мартыненко. Он вчера со своим звеном свалил пятьдесят кубометров. Что? Сколько я? В общем, ответили достойно. Тут учетчики все промерили и записали.
Повесив трубку, он сказал:
— Пошли, ребята!
И вышел последним, шумно попрощавшись с Мариной.
Марину сначала оскорбило такое невнимание. Она готовилась к свиданию, она советовалась со своим сердцем и знала, что он тоже ждал этого вечера. И вот что-то оказалось сильнее любви. Да была ли любовь? Скорее всего ничего не было. И напрасно ока мучила себя, готовясь к какому-то большому и очень важному разговору.
Она гуляла по дорожке около будки, маленькая, одинокая, под огромными соснами, которые равнодушно шумели. Конечно, Тарас не изменился, он остался тем же, что и был. Но сегодня он увлечен другим, что никогда не затмится никакими любовными туманами.
Поняв это, Марина почувствовала себя не такой уж маленькой и одинокой.
Звонил телефон, она разговаривала с Крошкой, с Клавой, принимала и отправляла машины и снова гуляла под соснами по гулкой лежневке, слушая, как звонит телефон, считая звонки. Если пять, — она заходила в будку и брала трубку.
Она делала все, что ей полагалось делать. И никогда никто, даже проницательная Крошка, не догадался бы, какое смятение царило в сердце самой неприступной из росомах.
Она ходила не торопясь мимо ярко освещенного прямоугольника двери — двадцать шагов туда, двадцать обратно. Потом перестала считать шаги и вдруг увидела далеко за поворотом огоньки машины. Они приближались, мелькая между сосен. Тогда она сообразила, что ушла от будки слишком далеко, и поспешила назад.
Она не опоздала. Машина только что остановилась на разъезде у диспетчерской. Шофер выглядывал в двери кабинки. Ослепленная лучами фар, Марина крикнула ему сквозь гул мотора:
— Свободно! На разъезде не ожидай! На прямую.
И сошла с дороги. Машина, звеня цепями, тяжело прошла мимо. Проводив ее взглядом, Марина резко повернулась и пошла в свою будку.
Там, на ее месте, за столом сидел Тарас. Она не удивилась. Тарас был в своем новом костюме, очень солидный и очень смущенный.
Он поднялся и отошел в сторону, давая девушке дорогу, но она не спешила на свое место, впервые забыв отметить в паутине графика ушедшую в лес машину.
— Я уезжаю, Марина Николаевна, — сообщил Тарас, — через час идет поезд.
— Так вы опоздаете, — сухо сказала Марина, поглядывая на часы. Стрелки показывали, кажется, два, но она тут же забыла — сколько. Вообще никакой ясности ни в чем не существовало.
— Но я не мог уехать, не увидев вас.
Она все еще стояла посреди комнаты. Тогда он подошел к ней и взял ее руку, чего до сих пор не осмеливался делать.
— Я должен сказать вам…
Она не убирала руки. Она знала, что сейчас он скажет то, что еще никто никогда ей не говорил. Но почему же он молчит? Марина не смела взглянуть в лицо Тараса и очень досадовала на свою непонятную нерешительность. Растерялась, как маленькая. Никогда еще такого не было.
Она заставила себя поднять голову и посмотреть в глаза Тараса.
— Марина Николаевна, — тихо и восторженно прошептал Тарас.
Свободной рукой он обнял ее плечи и неожиданно поцеловал.
Марина зябко повела плечами, но он, должно быть, не понял этого движения, потому что крепче прижал ее к себе.
Звонил телефон, возвращая Марину к действительности. Она считала звонки:
— Раз, два, три, четыре, пять. Теперь вы, думаю, должны меня отпустить.
Слова прозвучали насмешливо. Это удивило ее.
Она взяла трубку.
— Я. Да, у меня, — она скорбно подняла брови и строго обрезала: — Клава, это никого не должно задевать. Я сказала, у меня. Зачем? Ты становишься болтлива, как Крошка.
— Оказалось, Тараса уже ищут.
Он улыбался растерянно и смущенно.
— Надо идти…
— Идите, — разрешила она, не глядя на него.
— Марина Николаевна!
Марина стояла за столиком. Маленькая лампочка освещала ее бледным желтоватым светом. Тарас, задыхаясь, сказал:
— Счастливо оставаться. — И стремительно вышел.
Марина стояла одна, неподвижная, тонкая, с безвольно опущенными руками, слушая, как затихают его шаги на звонких брусьях лежневой дороги.
БЕЛАЯ НОЧЬ
