— Тамара! — у него был козырь: пушистые ресницы, которыми он уже давно насобачился томно оттенять алчные зрачки. — Тамара! Хочешь, я сделаю о тебе телеочерк? «Труженица милосердного плацебо»? Тебя будут узнавать на улице. Переведут в сестры-хозяйки…
— А когда домой почапаете, — не слыша, развивала свою мысль Тамара, — возьму отпуск. Уеду. В Сьерра-Леоне — только открыток не шлите. Расслаблюсь, забудусь. Жалобы, просьбы есть? Пива не принесу.
— Я пошлю этот очерк в «Глоубнет» и телеспутник рассыплет его над планетой, — продолжал сулить Стасик. — И загадочный шикарный мулат в Сьерра-Леоне…
— Ах, оставьте, я девушка честная. Обнажите ягодицы.
— В Сьерра-Леоне. Мула-а-а… А! Спасибо.
— Не за что, это мой долг. Желаете судно?
— Боже мой! Я желаю умереть. Почему медицина не разработала передовых технологии, позволяющих щадить стыдливость больных и увечных? Ведь разрешаете же вы теперь обходиться без боли, всю клинику заболевания держит под контролем медкиберчетика — с помощью этих чертовых датчиков…
— Главное — человеческое участие, добрые руки целителя, — нравоучительно заметил Гнутов. — Бездумный автоматизм киберустройств угнетает психику, оказывает отрицательное воздействие на внутриклеточные процессы. Читать надо побольше, да не беллетристику про феодальные нравы, а серьезную литературу. Тамарочка, ты мне принесешь сегодня из библиотеки курс гистологии для заочником?
Тамара подключила пылесос к выведенному из стены патрубку и забегала по палате, шаркая в углах щеткой и лаконично бранясь, когда из-под кроватей навстречу жрущему пыльный воздух зеву выползали конфетные обертки и дефицитные, сантиметровой длины чинарики.
— Добрые руки, — скучным голосом сказал Стасик. — Будто мы научились уже лечить прикосновением добрых рук. Держим в них слабительное или рукоятки этаких вот лютых, быт наш раскрепощающих электрозверей… — он, как всегда, покраснел, не мог относиться к вынужденной утренней процедуре с шутовским дисциплинированным усердием или девственно-бесстыдно, как Покрывайло, даже не догадывавшийся, что по данному поводу можно комплексовать.
Молча (за что Стасик проникся к ней благодарностью) Тамара помогла ему, но затем достала из кармана халата баллон с дезодорантом и так же молча пустила аэрозольную струю над его кроватью. Стасик оцепенел, закрыл глаза и задержал дыхание. Она заменила засохшие веточки жимолости и вязе па подоконнике свежесрезанными, каркнула напоследок что-то вроде «Оревуар» и, дребезжа столиком, отбыла.
Трое мужиков, закованных в доспехи из никелированных прутьев-дистракторов, опутанных кабелями электронойростимуляторов, распятых на своих иммобилизационных кроватях даже не смогли проводить ее взглядами.
Для Стасика путь на эту кровать начался утром летнего понедельника, когда он явился в свою редакцию на телестудии.
— Говоришь, в командировке давно не был? — встретил его шеф, хотя Стасик если что и успел сказать, так только «здрасьте». Но тем не менее с готовностью подтвердил:
— Говорю. Любил шефа.
— Куда б тебя… Э! Значит, так. Гони-ка ты на «Точсплав» на недельку.
Он сделал паузу, чтобы Стасик оценил широту его души.
— Для нас привезешь материал про незаурядную профессию, в «Экологическую панораму» что-нибудь бодрящее, и сшиби для Ращупкиной кадрик на молодежную тему. Хоккей?
— Хоккей! — радостно согласился Стасик. Понедельничные рескрипты он всегда принимал радостно, шеф умел подавать свои «иди туда, не знаю куда» аки енотовую шубу с барского плеча — и вот уже младой подчиненный летит, чтобы привезти «то, не знаю что» — непременно приятное и для редакционного коллектива, и для студийного начальства, а может быть, даже и для широких телезрительских масс.
Стасик связался с профкомом «Точсплава», добавил в голос микрофонно-гипнотических модуляций и выцыганил-таки себе одноместный номер с искусственной гравитацией. Потом звонок в аппаратную. Попросил Андрея Андреевича сделать профилактику ТЖК — тележурналистскому комплексу «Фокус» — и размагнитить восемь микродисков.
— Сколько? — с угрюмым недоверием переспросил Андрей Андреевич.
— Так я ж не себе только, мне и Ращупкина кадр заказала, и в «Экопанораму» надо, — зачастил- залебезил Стасик, и это было ошибкой.
— А где я их вам возьму? Восемь. Хм.
— Но ведь надо, надо, Андрей Андреевич… Может, из ваших личных запасников, так сказать… (Усугубление ошибки).
Чарующие модуляции здесь бесполезны, у ст. инженера цеха видеомонтажа профиммунитет.
— Пущай из личных запасников нацарапает, — не отрывая взгляда от текста позавчерашней газеты, прогоняемой по дисплею, посоветовал шеф.
— Я уже сказал про личные, — закрывая трубку ладонью, жалобно хныкнул Стасик.
— Дай сюда.
Шеф протянул руку. Стасик лег животом на свой стол, дотянулся до руки шефа и вложил в нее трубку.
— Андре? Станислав у нас отбывает на «Точсплав», изобрази ему штук десять микрушек поновее, батарейки смени. Хоккей? Как выходные? Х-ха. Х-ха. Рыбки привез? Ну, спасибо, старик. Ну, пока. Ну, заходи.
Передавая Стасику трубку, понизив голос:
— Там у них на «Точсплаве» есть мужик, фамилия не то Безукладников, не то Безугольников, в цехе редкоземельных работает… Делает на центрифуге наплавки па запонки, кулоны и тэдэ — знаешь, такие, с интерференцией… Нужно запонок четыре пары. Привезешь больше — остальные можешь взять себе.
— Ну-у, — протянул Стасик, хотя сильно не любил осложнять доверительные корреспондентские контакты гнусной необходимостью выцыганивать что-нибудь у интервьюируемого. Шеф, тот без труда сочетал службу и дружбу, сразу же объявлял всех, кто находится в десятимильной зоне его истинно мужского обаяния, закадычными корешами, А корешки (от крупных региональных администраторов до кондовых таежных егерей) всегда были рады угодить ему пудовым тайменчиком — или отнюдь не репринтным комплектом «Мира искусства» за 1898 год, интересы у шефа разносторонние.
Стасик, естественно, пытался копировать мужское обаяние, переходил на «ты» сразу после «здрасьте» и говорил всем «старик» и «изобрази все по первому классу». Но… На розовых щеках его еще нескоро должна была пробиться шкиперская бородка и тем более нескоро предстояло ей сделаться прокуренно седой. Что касается кожаной всепогодной куртки, то Стасик ею сумел обзавестись, но не было у этой хрустящей обновки почтенных потертостей, не было длинной и авантюрной биографии, тесно сплетающейся с биографией владельца… Кроме того, Стасик быстро краснел. Успевал залиться робким румянцем еще до того, как «старики» движением брови или неуловимой ноткой ласкового вроде бы тона ставили его на место.
— Ну, давай, камрад. Ни пуха.
Вместе с очками шеф напялил на лицо выражение легкого омерзения, с каковым и продолжил изучение позавчерашних дисплейных новостей.
— Ну, тады покеда, шеф! — Стасик поднял ладонь прощальным жестом, развернулся на пискнувших каблуках и поскакал в аппаратную перезаписи, в личные сусеки Андрея Андреевича. Получил «Фокус», испробовал его во дворе студии на какой-то свеженькой ассистенточке. Свеженькая смущалась, старательно позировала, поворачиваясь по его требованию то в профиль, то в три четверти. Воспользовавшись неопытностью юного существа, Стасик сгонял ее вместо себя в бухгалтерию оформить командировку.
Теледевочек всегда использовали на побегушках.
Но уж которая «войдет в стаж»… У-у-у… Попугаячья расцветка дешевенькой одежонки взятых с улицы малолеток дегенерирует в черные с золотом и бордовостью колера тяжелых артистических блузонов,
