этого должен был отказаться по настоянию руководившего железнодорожным движением инженера Бубликова, сообщившего, что мой переезд с Витебской линии жел. дор. на Варшавскую может задержать следование императорского поезда.
В дополнение изложенного о рассматриваемой поездке считаю нужным доложить, что 1 марта, при следовании воинского поезда, в котором я ехал, от ст. Дно до ст. Вырица, для задержания солдат, одетых частью в установленную для них форму, а частью в штатское платье, и нескольких частных лиц, отбиравших оружие у офицеров двух встречных поездов, пришлось прибегнуть к силе, но без употребления оружия. Об этом и о беспорядках, которые чинились солдатами и частными лицами в поездах и на станциях, и о наличии у них оружия мне докладывал комендант ст. Дно. А заведующий перевозкой войск полковник Лебедев, докладывая о том же телеграммою № 555, просил моих распоряжений. Некоторые из задержанных, как докладывали мне, имели при себе по нескольку экземпляров оружия. Наскочивший, вероятно, нечаянно вплотную на меня при выскакивании из пассажирского вагона, солдат имел при себе три офицерских шашки.
Из изложенного видно, что раздутая газетами моя поездка, случайно совпавшая с поездкой георгиевского батальона, в район Петрограда являлась и для меня, и для батальона следованием к месту нового назначения и отнюдь не преследовала каких-либо карательных целей.
Теперь перехожу к вопросу о тех опасениях, которые почему-то имел Киевский Исполнительный комитет в связи с моими знакомствами в Киеве. Под этим вопросом, как я должен был заключить из объяснений бывшего в числе других лиц, объявлявших мне постановление этого комитета, члена Государственной думы Н. Н. Чихачева, приходится разуметь и вопрос о моей верности Временному правительству и отечеству.
По этому последнему вопросу прежде всего могу сказать, что за время моей службы при монархическом режиме я трижды приносил присягу на верность службы и каждый раз не только царю, но и отечеству. Поэтому отречение последнего царя отнюдь не освобождало меня от верности службы отечеству и всем властям, отечеством поставленным, даже и в таком случае, если бы и не последовало распоряжения об особой присяге Временному правительству и отечеству, каковую присягу я принял 9-го сего марта в Могилеве-губернском вместе с всеми прочими воинскими чинами, тогда там находившимися.
Не сомневаюсь, что моя честная, чуждая искательства или чего-либо тому подобного офицерская служба в течение 47 {1} м тех благ, которые может дать новый государственный строй отечеству.
Теперь коснусь вопроса о моих знакомствах.
К жизни и делам кругов придворных и аристократических соприкосновений я почти не имел вовсе, а к жизни и делам кругов светских весьма мало. К тому же мои служебные занятия и служебные разъезды по округу, которым я командовал перед войною 5color=''Black''>II {1} о том, чтобы все министры исполняли требования главнокомандующего войсками Петроградского военного округа беспрекословно, считаю необходимым доложить следующее.
Будучи вечером 27 февраля с. г. назначен главнокомандующим войсками Петроградского военного округа и зная те затруднения, которые испытывает район по части продовольствия и по части угля и прочего сырья для заводов, работающих на оборону, а также те трения или недоразумения, которые имели место между генералом Хабаловым и министром внутренних дел по вопросам полицейского характера, а с другой стороны, озабочиваясь устранением этих затруднений и недоразумений и образованием хотя бы двухнедельного запаса продовольствия и угля, я решил просить бывшего императора дать указания соответствующим министрам, т. е. министрам земледелия, промышленности и торговли, путей сообщения и внутренних дел о том, чтобы они удовлетворяли мои просьбы по указанным делам без задержек.
Доложить по этому вопросу Николаю II я предполагал утром 28 февраля, перед своим отъездом; но, узнав на станции ж. д. после полуночи того же числа, что он сейчас прибыл в императорский поезд и скоро уезжает в Царское Село, я тотчас же пошел к этому поезду и был принят бывшим императором.
По докладе упомянутого вопроса, причем я доложил, что я не позволю себе злоупотреблять излишними преувеличенными ходатайствами в трудном деле подвоза продовольствия и угля, Николай II приказал мне передать генералу Алексееву его, Николая II, „приказание“ сообщить председателю Совета министров о том, чтобы все министры исполняли требования главнокомандующего войсками Петроградского военного округа беспрекословно. Затем приказание это Николаем II было повторено. В промежутке между отдачею сего приказания в первый раз и повторением его или же после повторения я доложил еще раз, что прошу лишь о содействии только 4 министров.
Передавая того же 28 февраля перед своим отъездом из Ставки приведенное приказание начальнику Штаба генералу Алексееву в письменном изложении и дословно, я просил последнего сделать соответствующим телеграфным запросом проверку и подтверждение правильности передачи мною приказания бывшего царя и тем устранить возможность каких-либо недоразумений. Пользование этим приказанием, несомненно, давало Петроградскому военному округу много преимуществ в отношении продовольствия и угля. Но та, без надобности, весьма сильная форма, в которую было это приказание (исполнить „беспрекословно“) облечено и которая касалась всех министров, не могла способствовать установлению с первых же дней предстоящей моей службы в Петрограде тех благожелательных отношений между мною и учреждениями других ведомств, которые были необходимы в переживаемую трудную пору. Поэтому я должен был бы всемерно избегать пользования этим приказанием даже и в том случае, если бы сие последнее было подтверждено по запросу, о котором я просил. А так как ни сведений о результатах проверки, ни о подтверждении приведенного приказания Николая II, ни какого-либо иного распоряжения, облекающего меня правом предъявлять такие требования, я не получал, то вопрос о снабжении меня, по должности главнокомандующего войсками Петроградского военного округа, особыми правами по отношению к министрам отпал сам собою.
Во время того же представления моего бывшему императору я также доложил о моем решении не вводить, впредь до выяснения окончательного положения дел, в Петроград направляемые туда из армии части войск, дабы не обострить еще более положения дел и не породить междоусобицы. Николай II одобрил это решение.
Затем по моему краткому напоминанию о необходимости мер для удовлетворения народа, о чем мною объяснено подробнее в начале сего письма, краткий ответ Николая II утвердил меня в том, что он решил перейти к системе управления через министерство общественного доверия.
Поэтому, отправляясь 28 февраля в Петроградский военный округ, я был убежден в осуществлении этой реформы, в чем меня еще более убедило содержание упомянутой выше шифрованной телеграммы генерала Алексеева 1 марта о предстоящих в г. Пскове переговорах, полученной мною в царском Селе в ночь с 1 на 2 марта.
Что касается вопроса ориентировки меня о ходе событий, то сведений о положении дел в Петрограде и о деятельности Государственной думы и распоряжений из Ставки за все время поездки я не получал вовсе, за исключением лишь одной полученной в ночь с 1 на 2 марта и указанной выше телеграммы Алексеева о наступившем, по частным сведениям, в Петрограде успокоении и об ожидавшихся во Пскове переговорах.
Хотя я и рассчитывал 2 марта получить некоторые сведения при свидании с вами, по сделанному вами вызову, но, имея в виду что встреча с вами может состояться не ранее поздней ночи со 2 на 3 марта, я для скорейшего получения сведений командировал в Царское Село 2 марта на паровозе подполковника Тилли, который должен был собрать там и получить по телефону сведения о положении дел в Петрограде, а также отправить по прямому проводу в Ставку мои донесения. Но подполковник Тилли, имеющий пропуск от Государственной думы на свободный проезд, не вернулся, а утром доложил по телефону, что он в Царском Селе был задержан местными властями, почему не мог исполнить поручения. В это время я, согласно полученной от председателя Государственной думы телеграмме, уже готовился отправиться обратно в Ставку.
Об отречении Николая II от престола я впервые узнал на обратном пути в Ставку ночью с 3 на 4 марта на ст. Дно от ее коменданта, доложившего мне со слухов от пассажиров, проезжавших из Пскова, о том, что член Государственной думы Шульгин объявил на ст. Псков об отречении Николая II от престола в пользу сына последнего, Алексея Николаевича.
Из изложенного усматривается, в каких исключительно тяжких условиях я находился по части
