Президент запахнул халат, выплюнул окурок на пол, словно юный бандит, и, прихрамывая, вышел из раздевалки. Я стоял на влажном мраморном полу, стараясь вспомнить его гневные, пьяные предостережения. Он не потрудился спустить воду, словно его золотистая жидкость была отметиной слишком ценной для того, чтобы ее смывать.
Глава пятая
Я не способен думать без кофе, и на следующий день рано утром я стоял перед своим домом в синем костюме и зеленом галстуке и пил третью чашку, безуспешно пытаясь осознать то, что происходило накануне вечером с Президентом. От недосыпания у меня болела голова, и я стоял отупевший и слегка встревоженный. Только-только, торжествуя, распустились тюльпаны – красные как кровь. Несколько чистеньких пятиклассников пробежали мимо, спеша в «Беркли-Кэрролл», частную школу по соседству, обучение в которой стоило около десяти тысяч баксов в год. В нее пошла бы и моя дочь. Мне пришло в голову, что Президент намеренно привез меня в свой клуб. Но для чего? Чтобы продемонстрировать свою потенцию? Чтобы запугать? Мне придется предусматривать его попытки управлять мною. По улице шла троица бездомных. Один из них вез тележку, нагруженную жестяными банками, обрывками бумаги и кучей других вещей. Они знали расписание мусороуборочных машин и ходили за добычей, пока мусор еще не увезли. В доме зазвонил телефон.
– Кто эта женщина? – заорал Ахмед, когда я поднял трубку. – Нет! Я не хочу знать, нет времени на разговоры. Мне просто надо, чтобы ты немедленно приехал. Кто-то разнес к чертям мое здание! Мой бригадир позвонил мне две минуты назад и сказал, что дверь дома открыта...
– Подожди, подожди! А где Долорес и Мария? – прервал я его, ничего не понимая.
– Не знаю! Что-то случилось. Они могут быть здесь! Здание очень большое...
– Вы не можете их найти? Наступила пауза.
– Если есть проблема, мой друг, – проговорил Ахмед медленно, с угрозой в голосе, – то решать ее будешь ты, а не я.
– Подожди минуту, Ахмед...
– Просто приезжай как можно... – Он повесил трубку, оборвав самого себя.
Когда я приехал, Ахмед в переливающемся итальянском костюме яростно расхаживал перед домом, держа в руке женскую туфлю. Туфлю Долорес. Его рабочие стояли в стороне: было ясно, что работа не начиналась и что рабочие не смели обратиться к нему, когда он в такой ярости.
– Наконец-то! – прорычал он, и в эту секунду я понял, что дружбы, длившейся более пятнадцати лет, больше не существует, несмотря на то, что мы с Ахмедом носили друг друга на закорках во время выматывающих футбольных тренировок, которые придумывали для нас тренеры. Внезапно мы резко и навсегда стали друг для друга чужими.
Он схватил меня за воротник пиджака и отбросил к стене.
– Слушай, траханый ублюдок! Я только что обнаружил, что дверь моего здания была открыта ночью
И с этими словами он впихнул меня в железный проем, закрыл калитку и повернул ключ. Я оказался запертым. Он повернулся к своим людям:
– Санджей и Бокту, идите сюда.
Низкий смуглый переводчик с угольно-черными глазами и волосами, которого я уже видел, и еще один человек – тощий сутулый мужчина лет сорока с сосредоточенным выражением лица и с тревожными морщинами вокруг глаз – отделились от группы рабочих. Я смотрел на них из-за калитки.
– Нам нужно найти Долорес и Марию, – обеспокоенно воскликнул я. – Пошли!
Но парадом командовал Ахмед. Заставив Санджея переводить, судя по всему, с какого-то индийского диалекта, он стал допрашивать второго мужчину.
– Что случилось? – спросил он.
– Мистер Ахмед, Бокту говорит, что делал свое дело, каждый час обходил все этажи. Он вышел на улицу покурить и запер калитку, а какой-то мужчина подошел к нему и начал говорить... – Второй мужчина встревоженно перебил его, размахивая смуглыми высохшими руками. – И он говорит, что они перешли улицу, чтобы выпить стаканчик джина. Мужчина платил за выпивку...
Ахмед швырнул кусок доски в стену.
– Спроси его, почему бедняк пьет джин в баре, когда ему платят за то, чтобы охранять мое имущество!
Последовали какие-то настойчивые объяснения и уточнения, но тут сторож несколько утратил ход событий, потому что, по его словам, в следующий момент он уже лежал в соседнем переулке со связанными за спиной руками. Ключи у него пропали, а утренний грузовик с хлебом гудел ему в лучах рассвета, требуя освободить дорогу. Мужчина пролепетал еще что-то.
– Ему очень жаль, – объяснил Санджей. – Он дает слово...
– Ты скажешь ему, что он уволен и что я не заплачу ему за последнюю неделю, – немедленно заявил Ахмед, с отвращением взмахнув руками.
Переводчик передал его слова, и второй мужчина тут же упал к ногам Ахмеда и стал умолять его, в смертельном ужасе обхватив его колени. Он хватал горсти пыли и совал их себе в рот. Он плакал.
Я ощущал только ярость.
– Ахмед! – завопил я. – Нам нужно искать Долорес и Марию. Их могли ранить, их могли...
Санджей продолжал переводить Ахмеду с певучим индийским акцентом:
– Бокту говорит, что у него нет денег и что у него пять маленьких детей. Он умоляет вас сжалиться над ним. Он говорит, что не знал, что в здании мадам.
Ахмед освободил свои ноги из объятий сторожа.
– Ты скажешь ему, что его мольбы – позор для него как отца и мужчины.
– Вы – хозяин, – сказал Санджей, – но я думаю, что он слишком сильно наказан.
– Ты передашь ему мои слова, иначе тоже будешь уволен.
Санджей перевел, и Бокту, секунду поколебавшись, выпрямился и быстро зашагал прочь. Тем временем Ахмед открыл железную калитку, которая преграждала мне путь.
– Заприте за мной и не давайте никому войти или выйти, пока мы снова не вернемся, – приказал Ахмед рабочим. – Если приедет полиция, скажете им, что у вас нет ключа и что вы должны позвонить мне, чтобы я его привез. Потом вы позвоните мне домой, а меня там не будет, и вы скажете, что не знаете, что делать. Санджей, ты идешь с нами.
А потом, затащив меня в пыльный полумрак здания, он добавил:
– Это ты виноват, что мужчина остался без работы, Джек, а не я! У него не было ни одного плохого дежурства. Я увольняю его, потому что должен, это урок для остальных, но устроил это ты. – Мы нырнули в узкий коридор. Громадные чугунные трубы отопления шли по одной стороне, их асбестовая изоляция была порвана и растрепана, и опасные для здоровья волокна горками лежали на полу. – Ты знаешь, насколько
