Рис стал нетерпеливо озираться по сторонам, но Паллис предупредил его:
— На твоем месте я бы не беспокоился. Кит может быть далеко…
Пилот задумчиво посмотрел на Риса.
— Рис, ты не сказал мне одной вещи. Ты «заяц», не так ли? Но ты не мог знать, каков Плот на самом деле. Тогда… Почему ты сделал это? От чего ты убегал?
Хмуря брови. Рис обдумывал вопрос.
— Я ни от чего не убегал, пилот. Жизнь на руднике тяжела, но это мой дом. Я ушел, чтобы найти ответ.
— Ответ? На какой вопрос?
— Почему гибнет Туманность?
Паллис смотрел на серьезного молодого рудокопа и чувствовал, как по его спине бежит холодок.
Рис проснулся в своем удобном гнезде среди листвы. Над ним склонился Паллис. Его черный силуэт выделялся на фоне светлого неба.
— Новая смена, — оживленно сказал пилот. — Нас всех ждет тяжелая работа: причаливание, разгрузка и…
— Причаливание? — Рис потряс головой, чтобы стряхнуть остатки сна. Значит, мы прибываем?
— Конечно, разве это незаметно? — улыбнулся Паллис.
Он отодвинулся. На месте, где он только что стоял, в небе висела громада Плота.
3
Холлербах оторвался от лабораторного отчета. Глаза болели. Он снял очки, положил их на стол и начал аккуратно массировать переносицу.
— Да садитесь вы, Мис, — устало сказал он.
Капитан Мис продолжал шагать взад-вперед по кабинету. Его заросшее черной бородой лицо излучало гнев, а массивный живот колыхался при ходьбе. Холлербах заметил, что комбинезон Капитана потерся на сгибах и даже офицерские нашивки на воротнике потускнели.
— Садиться? Какого дьявола я буду рассиживаться? Полагаю, вы в курсе, что Плот находится под моим управлением?
Холлербах мысленно застонал.
— Конечно, но…
Мис взял с заставленной полки планетарий и потряс им перед носом Холлербаха.
— И пока вы. Ученые, занимаетесь тут ерундой, мои люди болеют и умирают…
— О, во имя Костей, Мис, избавьте меня от своего ханжества! Холлербах выставил челюсть. — Ваш отец был точно таким же. Одни разговоры и ни на грош пользы!..
Мис раскрыл рот.
— Послушайте, Холлербах…
— Лабораторные исследования требуют времени. Кроме того, не забывайте, что оборудованию, на котором мы работаем, сотни тысяч смен. Мы делаем все, что можем, и как вы ни шумите, скорее ничего не сделаем. И, если вам нетрудно, поставьте планетарий на место.
Мис уставился на покрытый пылью инструмент.
— Какого черта вы командуете, вы, старый пердун?
— Потому что это единственный экземпляр в мире. И никто не знает, как его починить. Сами вы старый пердун.
Мис взревел, но потом расхохотался.
— Ладно, ладно…
Он положил планетарий на полку, пододвинул кресло поближе к столу, сел, опустив живот между расставленных ног, и поднял встревоженный взгляд на Холлербаха.
— Послушайте, Ученый, зачем нам ссориться? Должны же вы понять, как я обеспокоен и как напугана команда.
Холлербах положил усеянные пигментными пятнами руки на крышку стола.
— Разумеется, понимаю. Капитан. — Он повертел в руках древние очки и вздохнул. — Послушайте, исследования не дадут ничего нового. Я и без того прекрасно знаю, каков будет результат.
Мис протянул к нему руки.
— И какой?
— Дефицит белков и витаминов. Мы все страдаем от этого. Наши дети поражены костными и кожными заболеваниями настолько допотопными, что распечатки Корабля о них даже не упоминают.
Ученый подумал о своем внуке, которому еще не исполнилось и четырех тысяч смен. Когда Холлербах брал в руки его худые маленькие ножки, он почти чувствовал, как гнутся кости…
— Вообще говоря, у нас нет оснований полагать, что пищевые машины в неисправности.
Мис фыркнул.
— Как вы можете быть в этом уверены?
Холлербах снова помассировал глаза.
— Конечно, я не уверен, — раздраженно сказал он. — Послушайте, Мис, я просто рассуждаю. Вы можете либо принять мои рассуждения, либо подождать результатов анализов.
Мис откинулся в кресле и умиротворяюще сложил ладони.
— Хорошо, хорошо. Продолжайте.
— Ладно. Из всего оборудования Плота мы, по необходимости, лучше всего знаем пищевые машины. Мы тщательнейшим образом ищем в них неисправности, но вряд ли найдем.
— Тогда в чем же дело?
Холлербах выбрался из кресла, почувствовав знакомую боль в правой ноге, подошел к распахнутой двери кабинета и выглянул в коридор.
— Неужели не понятно? Мис, когда я был ребенком, небо было голубым, как глаза младенца. Сейчас есть дети и даже взрослые, которые не знают, что такое голубой цвет. Эта чертова Туманность протухает. Пищевые машины работают на органических соединениях, содержащихся в атмосфере Туманности, и на живущих в воздухе растениях и животных. Конечно, Мис, что мы в них закладываем, то и получаем. Машины не могут творить чудеса. Они не способны производить качественную пищу из здешнего мусора. В этом-то вся трудность.
В кабинете повисло долгое молчание. Наконец Мис спросил:
— И что мы можем сделать?
— Понятия не имею, — немного хрипло ответил Холлербах. — Капитан все-таки вы.
Мис поднялся с кресла и тяжело подошел к Холлербаху. Старый Ученый ощущал на своей шее его горячее дыхание.
— Черт побери, перестаньте относиться ко мне как к ребенку. Что я должен сказать команде?
Внезапно Холлербаха охватила крайняя усталость. Он ухватился за дверную раму, закрыл глаза и пожалел, что до кресла так далеко.
— Скажите, чтоб не теряли надежду, — прошептал он. — Или ничего не говорите.
— Но ведь окончательных результатов еще нет, — в голосе его слышалась надежда, — и вы не закончили эту вашу тщательную проверку машин, не так ли?
Холлербах кивнул, не открывая глаз.
— Нет, мы не закончили проверку.
— Так, может быть, все-таки что-то случилось с машинами?
Мис похлопал Ученого по плечу.
— Ладно, Холлербах. Спасибо! Послушайте, держите меня в курсе.
Холлербах напрягся.
— Обязательно.
Он смотрел, как Мис, тряся животом, идет по палубе. Возможно, Мис и не слишком умен, но человек
