даже если общаться… ну, несколько лет, потом ее Миссия кончится, она уедет. Да и при Лене он никогда… Теперь он уже знает, чего опасаться.
Алексей теперь очень хорошо и четко понимал, что привело его к греху. Вначале — самолет… Для него самолет — это искушение, он чувствует себя слишком уверенно, в нем просыпается ликеид, всемогущий, не нуждающийся в Боге. И эта диверсия — он радовался тому, что так вовремя успел заметить пламя и отреагировать. Обычный человек, не профессионал, взорвался бы вместе с самолетом. И этот поход по заснеженному лесу, так напоминающий Путь Воина, пройденный когда-то. И эта естественная, вновь проснувшаяся легкость отношений с женщинами… когда-то это было так естественно для него — приласкать потянувшуюся к нему душу. Он любил Динку, но позволял себе все, ему даже в голову не приходило, что это плохо — разве Динке это мешало, приносило какой-то вред? И вот так он смог забыть заповедь, забыть Лену с ее чистотой, главное — забыть Христа… и после этого он впал в отчаяние, казалось, простить этот грех невозможно. Но ведь он грешен по природе, значит, никуда не денешься — встаешь и идешь дальше, но больше уже этого греха не повторишь. Алексей повторял про себя «Господи, помилуй» — сотни, тысячи раз, в такт ходьбе. Иногда, искоса взглядывал на Джейн. Девушка казалась спокойной, разве что лицо какое-то — потерянное. Ничего, она успокоится, говорил себе Алексей. Правда, она ничего не поняла из моего рассказа, но этого и следовало ожидать. Она не впадет в отчаяние из-за любви. Это не тот человек.
Джейн и вправду успокоилась. Лишь внутри где-то билась неутоленная жилка — отчаяние. Он никогда не будет со мной — вот все, что услышала и поняла она.
Ему вовсе не так плохо, и он не так уж страдает — а если страдает, то нечто другое с лихвой вознаграждает его за страдания. Он ушел из Ликея вовсе не для того, чтобы просветлять человечество. Он вообще отказался от этой мысли. Что ж, значит мои первоначальные посылки были неправильными…
Алексей никогда не станет ликеидом.
Он никогда не будет со мной. Особенно — после этого, после проявленной мною слабости. Ведь это же азы — стоит мужчине получить удовлетворение… Каким бы возвышенным ни был человек, и для него верны простейшие психологические законы. Нужно было держать его в напряжении, привлекать, стать для него отдушиной, единственной ликеидой, кто всегда готов общаться с ним… плевать, пусть он женится — это ничего не меняет. Даже лучше — в жене он все равно разочаруется через пару месяцев, и тогда я оказалась бы на первом месте… Впрочем — может быть даже еще не все потеряно. Если он захочет, конечно, дальше общаться со мной, просто как с другом. Но почему-то Джейн и самой больше не хотелось завлекать его, совращать… Что-то непонятное в нем было, слишком уж непонятное.
Шли долго, и на привал остановились только к вечеру, когда стемнело. Как в позапрошлую ночь, развели небольшой костер, съели по два сухаря. Джейн легла на землю, завернувшись в парашют.
— Но, Алекс, пожалуйста, не как в прошлый раз… впрочем, я сама проснусь теперь… и ты ляжешь.
— Хорошо, хорошо, — отозвался пилот. Он сидел возле огня, подставляя ладони пламени.
— Алекс, но ты объясни, пожалуйста… я уже поняла, что Лена — это замечательная женщина, и мне до нее очень далеко. Но о чем ты с ней будешь разговаривать? Какой бы она ни была замечательной, ее культурный уровень оставляет желать лучшего…
Тьфу, выругала себя Джейн, ну что за вопросы. Выставляешь себя полной дурой… Идиотская откровенность. Рядом с Алексеем вообще невозможно играть, быть ликеидой — все искреннее так и лезет наружу.
— О чем я буду разговаривать? — Алексей повернул к ней лицо, озаренное костром, — Да это очень просто, Джейн — обо всем. О том же, о чем и с тобой.
Он помолчал.
— Вообще это глубокая ошибка ликеидов — думать, что с простыми людьми говорить скучно и не о чем. Это не так… С ними можно говорить обо всем. Если они не читали какую-то книгу, еще интереснее — можно рассказать об этой книге, передать ее содержание. Все зависит вовсе не от уровня образования, а от желания человека слушать и понимать. А суждения, которые высказывают не-ликеиды, если их воспринимать не по форме, а по содержанию — оказываются не менее глубокими, чем суждения ликеидов. Умение человека мыслить также от образования почти не зависит.
— Тебе не бывает с ними скучно? — спросила Джейн. Алексей улыбнулся, пожал плечами.
— Иногда и с ликеидами бывает скучно.
Тоже верно, подумала Джейн про себя. Вслух же сказала.
— Но вот эти бандиты на улицах… пьянство… это же все от их бескультурья, от пренебрежения Личностью. Мы, ликеиды, призываем их раскрыть собственную личность. А они…
— Видишь ли, Джейн, это не совсем так, — сказал Алексей, — все это вещи естественные, нормальные, происходят от греховной природы человека. Мне это не нравится, конечно. Но иногда лучше пить горькую, чем не пить — и гордиться этим. Хуже гордыни ничего нет. А ликеиды, сама понимаешь…
— А в чем разница между гордыней и гордостью? — спросила Джейн, — Да, мы гордимся тем, что служим Человечеству… Ведь это мы создали этот мир, то есть, конечно, создал Бог, но мы сделали его таким, как сейчас — мир, где люди не голодают, побеждено большинство болезней, все обеспечены, у всех есть крыша над головой и неплохой уровень материального достатка, где все-таки нет разрушительных мировых войн, как в прошлом, где у каждого есть возможность жить достойно и чисто, нет религиозных преследований… скажем, при тех же коммунистах тебя могли посадить за твою веру, а сейчас — пожалуйста.
Алексей усмехнулся.
— А сейчас у меня никаких проблем с моей верой не возникло… Кстати, это и неправда, при коммунистах сажали не за веру, а за антисоветскую пропаганду, а если уже эти вещи сочетались — другой разговор.
Он помолчал.
— Ваш мир, который вы создали… или мы создали — наш дивный новый мир… кстати, ты знаешь это словосочетание? Хаксли давно не переиздавался… Наш мир — это самый настоящий ад, Джейн, в полном смысле этого слова, вы только предпочитаете закрывать глаза на эту страшную реальность. Каждый из ликеидов — воин, каждому приходится участвовать в боевых действиях. Ты всего лишь генетик, а твоей жизни уже дважды угрожала опасность. Думаешь, простым людям легче? Еще хуже, потому что они не защищены… никто из них после наступления темноты не выходит из дома. Это уже даже не преступность — когда каждый подросток носит в кармане нож и кастет, практически каждый употребляет наркотики… Это образ жизни. Военный образ жизни. В старом мире была какая-то разница между миром и войной. Сейчас все эти грани стерлись. Да, мировых войн больше нет… Война идет перманентная, по всей Земле.
Вы перевели войну на информационный уровень… но есть люди, не поддающиеся воздействию информацией, они пытаются перевести все обратно на язык оружия… это безнадежная попытка, но это неизбежно, они будут это делать, чтобы остаться людьми, а не превратиться в ваших сытых скотов. А подростки воинственны по природе, они по природе не могут смириться со своей второсортностью — отсюда и ненависть к ликеидам, и такие реакции, как наркотики, стычки, агрессивность. К тому же, вы развращаете их…
— Нет! Мы не развращаем. Они сами… разве мы производим им всю эту массовую культуру? Мы наоборот их учим…
— Джейн, я боюсь, мы не поймем друг друга. Это мир, созданный вами, и этот мир развращает людей. Хотя бы уже тем, что им не обязательно рожать детей. А что касается высокого материального уровня… вы просто создали какой-то баланс, за счет того, что ни Земля, ни Космос вам больше не нужны. Землю надо не просто исследовать — ее надо обживать, застраивать, пустыни превращать в сады, облагораживать вечную мерзлоту… Это связано с лишениями, с трудностями, никуда от них не денешься. Это связано с рождением новых и новых детей. А потом, когда Земля будет заселена — на ней могут жить и 20 миллиардов, и 30, возможно, и больше — пришел бы черед освоения новых планет, но для этого уже сейчас нужны не такие мизерные космические программы, уже сейчас нужно строить звездолеты, создавать новые двигатели, создавать теоретическую основу звездоплавания… Для всего этого нужны дети. А вы сидите у своей кормушки, в своем искусственном созданном мирке материального благополучия, и думаете, что это — венец
