что паровоз на самом деле изобрели братья Черепановы, а паровую машину – Ползунов… Когда Сталин впервые отсмотрел фильм «Веселые ребята», который советская цензура хотела запретить, он страшно обрадовался, увидев сцену драки, и разрешил фильм к показу, горделиво заявив, что «мы умеем снимать драки не хуже американцев»… Но с этим ощущением «мы сами с усами» шизофренически уживалась постоянная кража западных технологических секретов и их копирование без малейшего зазрения совести. Переживавший индустриальный подъем сельский СССР вел себя в этом смысле так, как сейчас ведет переживающий аналогичный период взросления Китай.
С другой стороны, русских самодержцев постоянно тревожил едва уловимый запах мессианства, неизвестно откуда берущийся, свербило ощущение некоей особости России. Внушаемое, быть может, необъятными просторами страны. И парадоксально подогреваемое упомянутым мазохистски-сладострастным ощущением собственной отсталости: да, у нас и это не так, и то не эдак, как в ваших европах, но зато.
Формула «Москва – Третий Рим» явилась вербальным воплощением этого смутно-тревожного мессианского чувства. Этого комплекса «но зато…» И проект архитектора Баженова, который он предложил Екатерине Великой, был также воплощением «москво-римской» идеи. А предложил Баженов великой царице, ни много ни мало, перестроить Красную площадь. Лоренцо Бернини когда-то перестроил Рим, властно разрезав его, как пирог, тремя секущими прямыми проспектами, похожими на солнечные лучи, расходящимися от Храма Храмов – собора Святого Петра.
Вот и Баженов предложил матушке-императрице рассечь старокупеческую Москву, пустив от Красной площади три прямых луча на три стороны света. Эх, жаль, не дожил старик Баженов до эпохи товарища Сталина! Тогда у Гитлера был бы Шпеер, а у товарища Сталина – Баженов.
Впрочем, товарищу Сталину и без Баженова творческих прислужников хватало. Архитекторов талантливых у него было много, а писателей товарищ Сталин вообще выпускал целыми батальонами. Трудно поверить, но учили в стране Сталина на писателей, как на ремесленников. Литинститут каждый год открывал свои двери для очередной роты или батальона выпускников – писателей-пропагандистов- соцреалистов. И каждый из них был штыком в сталинском строю. И вообще страна Сталина сплошь состояла из штыков и винтиков. А сам Сталин был. Кем же он был?
Кем был Сталин в стране винтиков? Может быть, гаечным ключом? Или огромной отверткой?
Нет. Товарищ Сталин не был ни гаечным ключом, ни отверткой. У него была другая работа.
Однажды старенькая мама Сталина спросила сынка, кем же он трудится в далекой Москве.
– Царя помнишь? – ухмыльнулся в усы Иосиф.
– Помню, – кивнула мама.
– Ну, что-то вроде царя, – сказал Сталин. Сталин работал царем.
И дело даже не в том, что власти товарищ Сталин имел больше, чем любой европейский царь. А в том, что и психологически товарищ Сталин ощущал себя великим государем. Продолжателем великого имперского дела по собиранию земель. Реформатором. Типа Петра I или Ивана Грозного. Так что не нужно нам, наверное, больше Сталина товарищем называть. Гусь свинье не товарищ. Да и не было у Сталина никаких товарищей. А были одни подчиненные.
Одиночество великой власти, коего никогда не постичь временщикам – премьерам и президентам.
Сталин порой симптоматично проговаривался, сравнивая себя с русскими царями. Например, после войны один из американских генералов возжелал поздравить Сталина с победой – как-никак тот половину Европы захватил! Но Сталин этой победой доволен не был, он совсем другое планировал. Поэтому презрительно отмахнулся от поздравлений, мол, кто я такой по сравнению с предшественниками: «Царь Александр Первый дошел до Парижа!»
…Сталин стал царем не сразу. Скажем, в 1929 году он был первым среди равных. И писал своей грузинской маме в письме (орфография и пунктуация исправлены):
«Здравствуй, мама моя!
Как живешь, как твое самочувствие? Давно от тебя нет писем, – видимо, обижена на меня, но что делать, ей-богу очень занят.
Присылаю тебе сто пятьдесят рублей, больше не сумел…
Сто пятьдесят рублей маме послал. Не смог больше. А вот в 1934 году смог:
«Здравствуй, мама моя!
Письмо твое получил. Получил также варенье, чурчхели, инжир. Дети очень обрадовались и шлют тебе благодарность и привет.
Приятно, что чувствуешь себя хорошо, бодро.
Я здоров, не беспокойся обо мне. Я свою долю выдержу. Не знаю, нужны ли тебе деньги или нет. На всякий случай присылаю тебе пятьсот рублей. Присылаю также фотокарточки – свою и детей.
Будь здорова, мама моя!
Не теряй бодрости духа!
Целую.
Растет благосостояние товарища Сталина! Теперь уже не 150 рублей еле-еле наскреб, а целых 500. И то «на всякий случай», не зная, нужны там маме деньги или уже нет.
А потом деньги и вовсе потеряли для Сталина всякое значение. Потому что он получил все.
Получив все, Сталин довольно быстро вжился в роль самодержца. И даже постепенно начал отказываться от революционной атрибутики в пользу прежней, царской.
Революция широким жестом отринула старый мир. Революция отменила ненавистных офицеров- золотопогонников. Красноармейцами стали командовать не «офицеры», а «краскомы» – красные командиры. Погоны революция отменила, и звания офицерские отменила тоже. Вместо ненавистных и напоминающих о царском времени погон краскомы носили петлицы со «шпалами» и «ромбами». Эти странные знаки различия говорили о звании военнослужащего. Звания у красных тоже были странные, образованные от сочетания слова «командир» с другим словом.
Комбриг – это командир бригады.
Комкор – командир корпуса.
Комдив – командир дивизии.
Командарм – командир армии.
При этом человек в звании комбрига мог вовсе и не быть командиром бригады. Просто звание у него было такое – командир бригады.
Министров революция тоже отменила. Зачем нужны капиталистические министры, если власть принадлежит рабочим и крестьянам? Конечно, крестьянами и рабочими нужно командовать, чтобы не разболталась скотинка народная. Но не министрами же называть командиров рабочих и крестьян! И не командирами. Потому что командир – это в армии. А если ответственный партийный товарищ гражданскими штафирками командует, то как его назвать? Есть хорошее революционное слово французского происхождения – «комиссар». И если к нему еще прибавить слово «народный», то получится вполне демократично – народный комиссар. То есть человек, самим народом уполномоченный командовать.
Народный комиссар просвещения. Он народ просвещает.
Народный комиссар обороны. Он народ обороняет.
Народный комиссар внутренних дел. Он народ стреляет.
Все хорошо и понятно.
Но революция на этом не остановилась. Революция много царской мишуры отменила. Например, послов. Посол – это что-то сугубо буржуйское, царское и ужасно неприятное. Посол. У нас нет послов! У нас есть полномочные представители. Народа, разумеется. Если кратко – полпреды. Полпред Советского Союза в Германии товарищ Деканозов, например.
Став царем, товарищ Сталин все это революционное безобразие постепенно ликвидировал. Просто взял и перечеркнул вербальные завоевания революции!
Отменил красных командиров. И ввел офицеров. Вернул им золотые погоны. И офицерские звания вернул. Отменил наркомов… Отменил полпредов.
Был при царе министр. После революции стал нарком. А при Сталине опять министр. Министр государственной безопасности! Звучит!..
