Затем вертлявый отвел меня в кабинет шефа службы безопасности.
– Бастилин Юрий Иванович, – назвал себя огромный хмуролицый верзила. На верхней губе его белел тонкий шрам, а нос был приплюснутым, из чего я сделал вывод, что мой новый шеф занимался боксом.
– В пограничниках служил, офицер? – без предисловий начал он.
Я молча кивнул, пытаясь догадаться, чем занимался этот битюг в недавнем прошлом.
– Значит, о дисциплине понятие имеешь. Предупреждаю: будешь болтать лишнее, вести двойную игру, своевольничать – закончиться может весьма плачевно. – Бастилин открыл сейф, достал конверт, протянул мне: – Здесь деньги. Приоденься поприличней, не жмоться, должен быть красивым и умным. Это тебе не граница.
– А при чем тут граница?
– Я так сказал. Пойдешь, пропишешь глазки, перекантуешься эту ночь здесь, а сейчас свободен. Завтра к девяти утра в новом костюме – как штык. Вопросы есть?
Вопросов у меня не было. Вместо магазина я поехал на 'Красногвардейскую'. Возле гастронома околачивались обормоты. Денег на пиво у них не было, поэтому глаза их заплыли похмельным салом.
Профессора я нашел в гастрономе. Он сидел у окна и оцепенело смотрел, как падает снег. Я шлепнул его по плечу, он обрадовался и сразу заметил перемены в моей судьбе, хотя я еще не приобрел себе нового прикида.
– Вижу, ты забираешься выше… Смотри поаккуратней. Твоя внутренняя аура вошла в соприкосновение с чем-то черным. Будь осторожным.
Я пообещал. Потом мы выпили пива, и я заставил профессора взять у меня немного денег. Он отказывался, потом согласился – в долг. Я забрал у Дарьи свою сумку и чемодан, и мы с грустью расстались, пообещав друг другу встретиться на следующей неделе.
В магазине 'Руслан' на Садовом кольце я купил себе синий костюм, который должен был выгодно оттенять мое пожелтевшее за последнее время лицо. Отметив в зеркале легкую небритость, я пожелал себе успеха и решил поужинать в ресторане. Свой выбор, вдруг заностальгировав, я остановил на 'Тарасе Бульбе'…
У входа меня радушно встретил таджик в украинском национальном костюме, широченных шароварах и соломенной шляпе. Я ему сказал: 'Салам алейкум!' Но он, не поддавшись на провокацию, заученно ответил: 'Здоровеньки булы!' Я заказал у приветливой узбечки в вышитой украинской сорочке, с косой, уложенной колбаской на голове, борщ, 'Немировку' с перцем, половину утки, всякие закуски, селедку, холодец и жбан квасу. Сало тут давали бесплатно, в приложении к горилке.
'Почему они не боятся, что я сбегу, не отработав задатка?' – подумал я о своих новых хозяевах. И тут мне показалось, что чей-то скользкий взгляд блуждает у меня за спиной. Я уронил коробок спичек и, наклонившись за ним, уселся другим боком. Возле входа стоял парень в сером костюме и равнодушно пускал кольца дыма к потолку. К нему вышла девушка, он взял ее под руку и провел к столику в противоположном углу зала. На меня они даже не посмотрели. 'Чепуха', – раздражаясь на свои страхи, подумал я… В зале сидели еще три кавказца, они безуспешно бомбардировали шампанским соседний столик, где томно болтали две юные блондинки. К бутылкам они не притрагивались, но и не отправляли обратно. Еще были иностранцы – пожилые и тихие туристы, озабоченные поиском экзотики.
И я, благословив себя (ибо никто другой это не сделал бы), стал предаваться чревоугодию, понимая, что вряд ли меня когда-нибудь еще занесет на Украину. Выпив бутылку 'Немировки', я перешел на чистейший украинский язык и затребовал 'ще горилки та скоромных вареников'. Узбекская украинка растерялась, затеребила ленточки на головушке, ее монисто задребезжало, зазвенело, она растерянно развела руками. 'Ее тезаурус не адекватен реципиенту', – подумалось мне в этой ситуации. Кто не в курсе – эту лабуду на первом курсе журфака того же МГУ сообщают преподы на первой же лекции очумевшим от счастья поступления студентам. Это означает: 'Не умничай там, где тебя не поймут'.
Вместо украинской узбечки появился тяжелый дядя, в европейском костюме, но с расшитой рубахой. На его лысой макушке мокро прилип оселедец – волосяной хвостик. Я понял, что это переводчик. Он устало вытер пот на макушке – о ужас! – оселедец оторвался. Я успел его подхватить уже у самого пола.
– Дякую! – без тени смущения сказал он и, ловко выхватив у меня оселедец, тут же пришлепнул его обратно на макушку. – Добрий вечир! У пана е бажання?
– Е бажання! Скоромных вареников хочу.
– Скоромных вареников? Будь ласка!
– А ще хочу, шоб воны до моего рта сами скакали, як жабы.
– Як Пузатому Пацюку на хуторе близ Диканьки?
– Ото саме.
– Зульфия, Зинка! – позвал он самую симпатичную официантку.
Она тут же покорно появилась перед ним.
– Ты помнишь, как у вашего народа кормят пловом самых выдатных гостей?
– А як же, помню, даже памъятаю, Остап Никифорович.
– О! Вже розумиешь. Точно також ты должна нагодувать варениками нашего гостя из Украины.
– Для меня це величезна честь, Остап Никифорович.
И тут я понял, что дело приняло нешуточный оборот. Щепотки плова, отправляемые ловким броском в рот толстого бая – это еще цветочки… Но как мне в рот будут метать увесистые вареники! Если ушлая узбечка ловка, то мне надо будет лишь вовремя открывать рот и не подавиться. А ежели у нее рука крива, то мне, как псу, надо будет ловить на лету. Хорошенькое занятие для отставного пограничника.
Таз с варениками не заставил себя долго ждать. Видно, сей продукт был всегда наготове.
– Оцэ е справжня украинскька йижа! – провозгласил Остап – уже больше для заинтересовавшихся посетителей.
У зарубежных пенсионеров просто вспыхнули глаза. Они подозвали свою официантку и жестами попросили принести то же самое. Та с радостью кивнула и побежала выполнять заказ.
И ось тут для меня (сам напросился) наступил час 'х'. На букву 'Х'. Самый старший украинский узбек из недр кухонного таинства с пальцами бывшего пианиста (мытыми ли?!), поклонившись, глазами спросил, готов ли я по обычаю их предков получить высшую степень почитания?
На ответ мне оставалось не более пяти секунд.
– Готов!
Тут же меня облачили в узбекский халат (прости господи, сначала он показался больничным).
Тут появились еще другие участники, которых еще не видел.
Я понял, почему меня облачили в не совсем новый халат.
– Где Зульфия? – воскликнул я. Больше некому было довериться; понимая, что украинские вареники каким-то образом, может, по узбекскому сценарию, должны улететь в мою утробу, я еще надеялся на внезапное чудо.
Халат узбекский (подозрения не обманули меня) начал превращаться в смирительную рубашку; это открытие поразило меня, я дернулся, как кокон, взрывающийся бабочкой-порхуньей. Клочья материала андижанской ткацкой фабрики разлетелись в стороны. Два невзрачных участника, не виданных ранее, исчезли.
Пропал куда-то, как испарился, и таз с варениками.
Спустя некоторое время, позднее, побывав еще во многих переделках, мне так и не удалось понять, чего хотели от меня эти два фигуранта.
А вареники, по совету Остапа, который появился как ни в чем не бывало, предложено было откушать из рук гарной дивчины. И тут же под трели соловья из репродуктора она и выплыла, полненькая, пышногрудая, губки – нераспустившийся бутончик розы. Лучезарно улыбнувшись, она сообщила, что ее звать Олеся. И это уж точно была Олеся, настоящая, украинская, без имитации. В ручечках она держала горячий глечик, обернутый рушничком. Олеся ловко уселась мне на колени, поерзала, устроившись поудобней, взяла ложку со стола и начала меня потчевать.
Вот то были справжние скоромные вареники: с требухой, печеночкой, грибами, картошкой! Маленький хитрожопый пельмень в сметане со шкварками катался, ни глаз, ни ушей, ни шеи, а вся Украина почитает его за национальный символ. Трезубец и рядом не ржавел.
Это было настоящее украинское 'кино', которое я так ждал.
