каких-то крапинках. Он лежал совершенно голый на широченной деревянной кровати. Привстал. К горлу подкатил ком. Огляделся мутным взглядом. Душно. Пахнет приторным и терпким. На теле испарина.
Комната — его гостиничный номер. Из кресла у журнального столика возникла какая-то тень. Поколебалась. Приняла очертания человека. Уваров узнал Ветлугина.
— Отошел? — Донеслось будто эхом издалека. — Хлебни содовой, полегчает. — Подал ему стакан.
Дрожащей рукой Уваров взял и выпил, клацая зубами о стекло.
— Задал ты мне забот, радость моя. — Ветлугин присел на кровать. — Намучился с тобой выше горла.
— Как я здесь очутился? Мне что, было плохо? — Уваров свесил ноги, прикрывшись простыней. — Который час?
— Двенадцать без малого.
— Двенадцать? — Уваров вскочил. По голове словно ударили молотком. Хрипло крикнул. — Мы же договорились в пять…
— Да, двенадцать, — перебил Ветлугин внушительно. — И сегодня двадцатое.
— Ну и что? При чем тут число? — В голове прояснялось медленно.
— А то! Встретиться твоя милость должна была восемнадцатого. Поезд ушел. Референт, надеюсь, доложил шефу о том, что ты не явился. А папаша сообщил дочке, и сейчас оба в загородной обители поминают, как мне мнится, не совсем добрыми словами своего незадачливого зятька и женишка. — Он злорадно усмехнулся.
— Вы с ума сошли! — В голосе слышался ужас. — Этого не может быть! — Он бросился искать одежду. — Вы думаете, что говорите? Шутки и розыгрыши неуместны.
— Хе! Думаю ли я? А вот ты, любезнейший, видно, нет. Взгляни на часы, они же у тебя с календарем.
Уваров бросил взгляд на циферблат и убедился — Ветлугин прав. Сердце опустилось куда-то вниз, перехватило дыхание.
— Где костюм? — Его мелко трясло.
— Сядь и не гоношись. Торопиться некуда. Время вспять не течет — сделанного не воротишь. Сядь! — толкнул его в грудь.
Уваров беспомощно плюхнулся на кровать.
— Ты тут такого навытворял, что не до одежды. — Ветлугин встал, прошелся по комнате и остановился против Уварова, засунув руки в карманы, выпятив круглый живот, обтянутый кремового цвета жилетом.
— Что я навытворял? — Внутри похолодело, лоб вспотел, во рту появилась горечь. Надел выскальзывающие из пальцев очки.
Ветлугин снова налил содовой и сунул стакан чуть ли не в лицо Уварову.
— Отхлебни. Мозги прочистит, понадобится шевелить ими крепко. Пей и успокойся.
— Расскажите наконец, что случилось? Я ничего не понимаю. — Он выпил содовой. Слегка полегчало. Потер виски ладонями.
— Не волнуйся и положись на меня. Теперь я твой единственный друг и, если хочешь, союзник и надежда. Не нервничай — вывернемся. Помогу охмурить твою Мэри и ее батюшку. Все утрясется. Понял?
— Ничего не понял. Что в конце концов случилось? — Голос противно сорвался. — Я вас спрашиваю?
— Третьего дня мы пили на брудершафт и лобызались будто неразлучные сиамские двойняшки. — Он скривился. — Хочешь держать дистанцию? Это не в твоих интересах, радость моя. Но я не стану подобно твоему отцу орать и возмущаться. Выставлять тебя за дверь. — Он опустился на край кровати. Сказал ехидно: — Я слышал, будто Уваровы из купеческого сословия?
— При чем тут сословие? Объясни!
— А при том, что, вероятно, порода сказывается. Вел ты себя прямо как эдакий петушистый ухарь- купчик, ошалевший от свалившегося на него сказочного наследства после почившего в бозе отче-прасола. Не перебивай! — прикрикнул грубо, заметив, что ему хотят возразить. — Помалкивай и внемли. — Достал сигареты и закурил. Выпустил Уварову дым в лицо. Тот поморщился и попытался разогнать его ладонью.
— Пригласил нас в отдельный кабинет шикарного ресторана. Поназаказывал сверхдорогих деликатесов и выпивку. Два дня резвился как шелудивый щенок. Сотенные купюры разбрасывал словно пахарь зерно.
— Этого не может быть! — закричал Уваров. — У меня не было наличных. Вернее, имелось немного, а также чек на тридцать тысяч на акции. Где они? Чек — все, что у меня оставалось.
— Не знаю, не знаю, — Ветлугин состроил гримасу. — Никакого чека не видел. А прихоти твои оплатил я. Да-да. Влетело мне в кругленькую сумму. Еще бы, «Мартель», шампанское «Мадам Клико», зернистая икорка.
— Это ложь! — Голос опять сорвался. — Вранье. Я не мог сделать ничего похожего. Ты подстроил и подло обокрал, как мерзкий карманный воришка.
— Заткнись и слушай, раз ни черта не помнишь! — Ветлугин выплюнул сигарету на ковер. — Если кто тебе и поможет, так это я. Так что не ерепенься и не привередничай, чистоплюй.
Уваров тяжело опустился на кровать. Ноги подгибались, часто стучало сердце, он задыхался.
— Мы встретились в баре «Небеса». Ты уже был неможаху. Молчи! С тобой три девицы — дорогие жрицы любви.
— Какие девицы? Ты спятил?
— Не знаю, не знаю. — Ветлугин словно не слышал возражений. — Заказал отдельный кабинет. Пригласил нас и их. Я был с приятелем — есть свидетель. Стоило твое хлебосольство солидных денежек. Я расплачивался, ты оказался гол как сокол. Уразумел?
— Клянусь, я совершенно не знаком ни с какими девушками!
— Не клянись, бог накажет. Полюбуйся. Кто с ними развлекался? Я или твое благородие? — Он повернулся к столику и включил видеомагнитофон.
Засветился экран. Сначала показалось: на нем какой-то клубок извивающихся обнаженных тел. Затем Уваров. Цепенея от ужаса, различил трех девушек и… себя. Да-да, это был он. Глаза прикрыты. На лице идиотская ухмылка, изо рта слюни. Изображение хлюпало, стонало и взвизгивало. Не веря глазам, Уваров потянулся к экрану. Да, это, несомненно, он.
— Убедился? Но это цветочки. Заключительный аккорд был вообще сногсшибательным. Вероятно желая разделить удовольствие с близкими, ты стал требовать, чтобы я немедля отослал столь пикантные сюжетики твоей Мэри. Я, разумеется, отказался, чем и спас…
— Врешь! Негодяй! — Уваров бросился на Ветлугина. — Ты подстроил! Я тебя задушу!
Ветлугин в испуге отшатнулся, заслоняясь ладонями. Истошно вскрикнул. В комнату вбежал здоровенный детина. Скрутил Уварова и прижал к кровати. Ветлугин отряхнул костюм и зловеще усмехнулся, оскалив зубы. Процедил:
— Все, мистер Уваров, несостоявшийся муж и компаньон. За оскорбление того, кто собирался тебя спасти, ты поплатишься, неблагодарный цыпленок. Когда-то твой отец вытурил меня из дому. Оскорбили, видите ли, его моральные принципы. За деяния папочки ответ держать тебе. Долго я ждал этой минуты. До-олго. За каждым твоим шагом следил. Все выведал и вычислил. Ты преуспевал. Теперь хватит, давай-ка делиться твоей фортуной по-братски. Понял? На размышление пять минут. Или станешь беспрекословно, не рыпаясь, выполнять, что прикажу, или тотчас отправлю известные тебе картиночки твоей девке и ее отцу. Решай, радость моя.
— Мне нечего решать. Я даже не желаю разговаривать с вами. А Маше объясню, и она поймет…
— Объясню! Поймет! — перебил Ветлугин и передразнил. — Да тебя туда и на порог не пустят, наивный кутенок. Можешь быть уверен, я приму меры. Советую не выпендриваться, а передо мной извиниться. Прощу, не злопамятный. Тем более дальнейшие аферы начнем прокручивать вместе, будешь моим напарником. С твоей нареченной и тестем я утрясу — комар носа не подточит, не впервой. Ты
