однако никак не генералов. Он выглядел джентльменом, джентльменом с головы до пят, и сам чувствовал это. И в то же время понимал, что старик Климмер видит его насквозь и посмеивается в душе над наивным генеральским маскарадом. За долгие годы работы в штабах армии Тхор уверовал не столько в собственную проницательность, сколько в проницательность других; разве смог бы он подняться так высоко без почтительной веры в человека?
— Это успех, доктор Климмер, колоссальный успех! То, что достигнуто здесь, на полигоне, прямо-таки грандиозно! Я, признаться, не ожидал, что эксперимент уже подходит к концу.
— Мы предпочитаем называть это не полигоном, а Городком, — улыбнулся Климмер своей мягкой улыбкой.
— Пожалуй, вы правы, хотя суть дела от этого не меняется. Пусть будет Городок. Для меня же все равно ваш Городок — полигон из полигонов. Для меня все, во что вкладывает средства министерство, является полигоном. Такова логика военных, дорогой доктор. И мы вправе рассчитывать на дивиденды…
— Смею вам напомнить, господин Тхор, Городок существует не только на ваши средства. Часть вкладов принадлежит частным лицам, мне в том числе.
— Знаю, знаю. И тем не менее. Ну что вам стоит, я прошу так немного: всего-то пять сотен ваших парней. Поверьте, доктор, без крайней надобности…
— Вы разрушаете научный эксперимент, — вежливо прервал его Климмер. — Пока это невозможно. Мои ребята еще не готовы для практической деятельности.
— Ого-го! — расхохотался Тхор. — Будто я не видел, как они распотрошили у меня на глазах откормленных цепных овчарок! Неужели вы думаете, что с повстанцами, засевшими в болотах… Бросьте, доктор Климмер! К тому же, когда министерство убедится в незаменимости ваших «стриженых», вас же буквально золотом засыплют. Вас и ваш полигон. То есть, я хочу сказать, Городок.
Услышав «полигон», Климмер поморщился, точно на лицо его села муха; но вот муха улетела, и он снова стал тем же, чем был в начале разговора, — благообразным старичком, седеньким, чистеньким, пухленьким, с румяными щечками и кротким взглядом. Если бы Тхор не знал, что Климмер действительно большой ученый, он принял бы его за этакого семейного патриарха, счастливого отца нескольких дебелых дочек и восторженного дедушку, единственное хобби которого — сажать на горшок любимых внучат.
— Не надо форсировать события, господин Тхор. Все мои ребята предназначены для вас, только для вас. Но тем не менее это наука, и пока рано. Их воспитание еще не завершено. Они лишены страха и чувства самосохранения, но в них еще не полностью подавлены эмоции. Представьте себе, что может произойти, когда, эти чистые души столкнутся с миром страстей…
— Чепуха! — Тхор даже кулаком пристукнул.
Климмер внутренне издевался над этим тупым солдафоном в облике кинозвезды, но улыбка его оставалась отменно вежливой, отменно мягкой. Что ж, все шло как по маслу. Тхор и рассчитывал на проницательность старикашки, а потому подготовил для него под маской джентльмена образ недалекого служаки-генерала; было бы хуже, если бы Климмер обнаружил под маской генерала личину дипломата, разведчика, дельца; во всяком случае, Тхор играл сегодня «подтекст» солдафона и, кажется, успешно.
— Конечно, я и мысли не допускаю о неповиновении, но они не готовы, господин Тхор, просто не готовы. Им еще предстоит генеральная проверка здесь, в Городке.
— Это и будет проверкой, доктор Климмер. Проверкой в боевых условиях. Хорошо, пусть не пятьсот, пусть двести. Но мне нужно поднять с помощью ваших парней дух армии. Дух нашей славной армии, застрявшей в болотах. Они покажут себя — и сразу же ассигнования вам увеличатся втрое, впятеро. И всего двести парней.
Доктор Климмер задумался, вернее, сделал вид, что задумался.
— Предположим, я соглашусь. А вдруг дело дойдет до газетчиков? Они и без того что-то пронюхали, день и ночь рыщут вокруг. Какая-нибудь комиссия, расследование, грандиозный международный скандал — и полетело к чертовой бабушке дело всей жизни. И не только моей жизни.
— Это я беру на себя, доктор. Не так уж сложно заткнуть глотки десятку жалких писак…
— Не очень-то убедительная гарантия, особенно если вспомнить прошлогоднюю историю. — Старикашка явно намекал на отставку предшественника Тхора, вызванную газетными разоблачениями. — Нет, не могу. Через год — пожалуйста, но не раньше.
— Значит, нет?
— Нет.
— И вас не трогает, что проклятые повстанцы захватывают одну провинцию Лорингании за другой, что наше правительство теряет не только дивизии, но и престиж?
— Это ваша забота, господин Тхор. Дело военных — война, дело ученых — наука. У каждого свое ремесло.
Переговоры зашли в тупик. Заместитель министра начал терять самообладание. Это явно не понравилось Климмеру: ссориться с военными, разумеется, вовсе не входило в его планы.
— Нет, я вижу, вы не верите мне, господин Тхор. — Климмер особенно обаятельно улыбнулся. — Я хотел бы, чтобы вы сами убедились, что это не упрямство, не стариковский каприз, а необходимость. Так сказать, научная необходимость. Вы человек образованный… — Тхор гордо выпятил грудь, — и без труда разберетесь во всем. Прошу вас, пройдемте со мной по Городку.
Тхор встал — и сразу испарился джентльмен, небрежно-величественный представитель богемы; перед Климмером стоял ограниченный, исполнительный, самодовольный вояка. Да, маска инспектирующего генерала оказалась самой подходящей, чтобы проникнуть в эту дьявольскую кухню, старина Климмер безоговорочно поверил в его тупость; что ж, первый раунд можно считать выигранным по очкам.
— С удовольствием, дорогой доктор! Откровенно говоря, я и сам хотел попроситься взглянуть на ваше хозяйство. Чертовски любопытно, как вы из ничего делаете солдатиков!
Глухие бетонные заборы, бетонные улицы, бетонные тротуары; серые, без окон, коробки казарм; ни деревца, ни травинки; порядок образцовый. В каждой казарме десять отсеков, в каждом отсеке десять стриженых парией; возле казармы дворик с полосой препятствий. Сколько же здесь казарм? Тхор попытался прикинуть примерную мощь этой армии — куда там, со счету сбился. На каждые десять казарм одна женская, такая же серая, но без полосы препятствий, зато с дверями-автоматами. Проще, конечно, считать женские корпуса. Тхор вполуха слушал болтовню Климмера, а сам потихоньку загибал пальцы, но вскоре опять спутался. В общем, решил он, потенциальная военная мощь этого «научного центра» настолько велика, что было бы оплошностью не держать его под особым контролем министерства.
— В остальном это мало чем отличается от дрессировки, — говорил между тем Климмер. — Правда, зверя в случае неудачи наказывают, у нас же никаких наказаний, только поощрения, мы гуманны — все- таки у нас человеческий материал. За всю историю Городка ни один из моих парней не получил ни одного удара…
— Оно и понятно, — насмешливо перебил Тхор, — ведь они не чувствуют боли, не знают чувства самосохранения.
— Разумеется, разумеется, и поэтому тоже, но глазное — гуманность. Уверяю вас, господин Тхор, им совсем неплохо живется, а главное, беззаботно. Вот бы нам с вами, — и он захихикал.
Они уже прошли изрядное расстояние, а все тянулись одинаковые серые казармы, серые заборы, серые улицы. Изредка попадалась идущая навстречу десятка «стриженых» во главе с капралом — круглые, бездумные, стертые лица.
— А капралы, доктор Климмер? Они что, оттуда? — Он кивнул за стену Городка.
— Нет, и капралы свои, так сказать, местного производства. Это моя первая партия, первенцы, — не без гордости объявил Климмер. — Но капрал в десятки раз дороже «стриженого», его нужно учить, воспитывать. Кстати, когда мы говорим о ценности человеческой жизни там, — он махнул рукой в сторону Стены, — мы имеем в виду главным образом обучение, воспитание.
Тхора покоробило; его вообще коробили простодушные переходы этого ученого от гуманистических сентенций к «человеческому материалу»; почему-то вспомнились дети, два сына, студент и школьник; во сколько же обошлось их воспитание? Впрочем, сам он их воспитанием никогда не занимался, это делали другие, он лишь платил. «Здесь в обнаженном виде повторяется весь скрытый цинизм нашей жизни», — подумалось Тхору.
