знакомые ей обрывки мыслей, многозначительно поглядывала на часы и покачивала головой.
Назавтра окончательно утвердили эскиз новой витрины по всему фасаду. Пока в подвалах «доводили» технику, мастерские работали в три смены Очень скоро «наши маленькие химеры», как любовно называл их Глом, должны были заманить в магазин первых спешащих мимо прохожих.
Глом потирал руки. Ему уже мерещилось: ревущая толпа штурмует двери, продавцы не успевают упаковывать покупки, кассиры сбились с ног, разменивая крупные билеты, взмыленные рабочие бегом подносят товары, склады быстро пустеют, сейфы ломятся от денег. На радостях Глом даже пообещал Дишу изрядный куш в виде процента от прибыли, если дело выгорит.
Иную картину видел в своем воображении Диш. Тяжелыми небрежными складками падает декоративная ткань, отделяя один сюжет от другого…
Опершись ногой о камень, далеко-далеко устремила взгляд юная мечтательница.
Свежий ветер развевает ее блестящие черные волосы. Чайка мелькнула, как парус, бегущий над волнами.
«Кого ждешь, дочь рыбака?»
И она, очнувшись от раздумья, глянет на часики и небрежно поправит упавшую на лоб прядь.
«Вспомнил! Купить часы».
«Уж не продует ли тебя ветром, сердешная?» И она зябко запахнется в плащ.
«Ах, да, плащ! Скоро ведь осень, дожди. Зайду-ка в магазин прямо сейчас».
Блондинка в легком утреннем одеянии колдует за туалетным столиком. Едва заметно поворачивается в ее руках круглое зеркальце, чуть наклоняется изящная головка. На полной шейке, на запястьях тускло переливаются жемчужины.
«Недешево же обходится содержать такую».
И она рассеянно глянет за стекло и вздохнет, вспомнив своего обожателя.
«Черт возьми, совсем забыл — надо купить подарок Мари!» «Недурственно было бы заполучить на неделю этакую пышечку».
И она, закинув ногу за ногу, вдруг высунет язык.
«А впрочем, в ее халатике и моя старушенция покажется аппетитной!» Так будет, будет очень скоро. Диш знал, все будет именно так. И толпа у витрины, и полон магазин покупателей: И даже влюбленные. Немудрено влюбиться в «химеру», предупреждающую каждое твое желание. Тем более, что живым женщинам меньше всего дела до мелькнувшей в твоей голове мысли. Наконец-то тебя заметили в сутолоке города, обратили на тебя внимание, угадали твою мысль. А то уже ты начал было сомневаться: да не манекены ли окружают тебя, не манекен ли ты сам!?
8
В закрытых снаружи витринах шли последние приготовления. Рабочие прятали хитрые механизмы, проверяли ветродуи, еще и еще раз испытывали «радары».
Портнихи срочно обшивали пока неодетых «химер». Дел было по горло. И совершенно измотанный Диш впервые за последние десять дней позволил себе вылазку в город.
Он бесцельно бродил знакомыми улицами, с грустью вспоминая Фанни, которую теперь каждый вечер поджидал у магазина молоденький морячок, думал о впечатлении, которое произведут на город его «химеры», и лишь по привычке рассеянно поглядывал на витрины: какое ему дело до других! Он устал, устал.
Может, съездить на месяц в горы, благо, Глом обещал премию…
Диш остановился перед витриной маленького, в одно окно, магазинчика. Его взгляд упал на ноги неуклюжего мужчины в пропыленных брюках, весьма модных, вероятно, в конце прошлого века. Это было так убого, что невольно он начал зевать.
И вдруг за штанинами мелькнули стройные женские ножки. Диш заметил, что икры их напряглись, и ловкая мышца шевельнулась под тонким чулком, как если бы женщина, привстав на носки, потянулась вверх. Он быстро кинул взгляд вверх — шляпа на неуклюжем мужском манекене чуть сдвинулась. Рядом стояла плохо сделанная женская фигура, и Диш мог бы поклясться, что конечно же не ее ножки мелькнули перед ним. Но никого больше в витрине не было.
Это заинтриговало Диша. Он торопливо оглянулся и отметил, что прохожих поблизости нет, сделал шаг в сторону и обнаружил за мужским манекеном… маленькую женщину. У него перехватило дыхание — она была как две капли воды похожа на Фанни! Вернее, Фанни была похожа на нее, насколько может быть похожа на человека бесчувственная раскрашенная кукла! У незнакомки было милое, очень живое, немного испуганное лицо и озорные глаза чуть удлиненного разреза. Ее спутанные каштановые волосы тяжелыми жгутами падали на плечи.
Просящая растерянная улыбка застыла на губах.
Ее глаза умоляли о чем-то, и обещали, и призывали, и лукавили, а на ресницах уже блестели слезы. Вот-вот готовая расплакаться, она медленно подняла руку и, заклиная молчать, прижала палец к губам.
И Дишу вдруг представилось, что он поедет с нею в горы. Но сразу вслед за этим он понял, что поехать в горы — пустяк, частность, он всю жизнь искал ее, именно ее, мечтал о ней, и грезил ею ночами, ею, а вовсе не глупой Фанни. И еще совсем не зная ее, он уже был влюблен в нее, как в чудо, и был бесконечно счастлив.
Но аналитический ум его не дремал. «Что за чертовщина, — подумалось Дишу, — что это я, свихнулся от переутомления? Сплю на ходу и вижу сны?» Маленькая женщина за стеклом стояла недвижно, и лицо ее, словно сделанное искусным художником, ровно ничего не выражало. В витрине было три манекена, два явных и один… один необъяснимый, загадочный, влекущий.
Диш погрозил ей пальцем — она будто и не видела. Он улыбнулся — на ее лице не отразилось ничего. Тогда он внезапно замахнулся на нее. От этого жеста любой живой человек неизбежно вздрогнул бы. Но она не шевельнулась.
И тогда Дишу все стало ясно: он попался на собственную удочку! Его опередили, обокрали, ограбили. Проклятье на его голову! Но кто и как мог украсть секрет из подземного тайника?
Резко повернувшись, он помчался к себе, чтобы сообщить обо всем Глому.
9
Десятки прохожих были свидетелями того, как длинный нескладный человек, подбегая к большому магазину в центре города, вдруг круто повернул назад и еще быстрее помчался в обратном направлении.
— О рассеянность, — сказала дама в пенсне.
— Верно, полицейского испугался, — процедил член муниципального совета.
— Забыл кошелек, — прошамкала старуха.
— От долгов убегает, — предположил торговец, консервами.
— Сумасшедший, — определил молодой ученый.
И только девчонка, торговавшая цветами на углу, решила:
— Влюбленный!
А Диш, ничего не замечая, расталкивая встречных, мчался по улице — туда, туда, где осталась она.
Какого черта понесся он, как угорелый, чтобы сообщить о своем открытии Глому? Какое дело ему до Глома, до всех скопидомов и стяжателей мира? Разве мало кровушки выкачал из него Глом? Да провались он вместе со своим магазином и со своими дрянными товарами, которые никому не нужны! И как мог он ради Глома так глупо, так нелепо оставить ту, с которой столкнула его судьба в редкую минуту щедрости своей, ту, которая удивила и вдохновила его, заставила трепетать и любить, ту, единственную на свете, которую
