недели клиент не скажет «хватит», деньги возвращаются. Но хочу честно предупредить: был лишь один- единственный случай, когда мы вернули деньги. Буквально на второй же день после ночевки в склепе у клиента случился нервный шок и он онемел. Мы же ничего не знали и возились с ним целую неделю. Потом судились, но деньги все же пришлось вернуть! Кстати, после этого случая мы и ввели в правила эту поправку: «хватит» можно сказать как в устной, так и в письменной форме. Поверьте, ассорти — это великолепно! Не было ни одной жалобы!
— Согласен, но мне бы не хотелось доводить дело до онемения и нервных шоков, — сказал Гард, который давно понял, что Хартон хитрее, чем он думает, и что вся эта милая болтовня и даже мнимая обида, которую этот старый вакх так неназойливо и тонко продемонстрировал, позволяют считать Хартона тертым калачом, да другого на его месте вряд ли бы держали. Продолжать игру дальше уже не имело смысла, и Гард сухо произнес: — Ладно, Хартон, довольно. Пощажу ваши нервы в обмен на то, что вы пощадите мои. Гляньте на список, вам известны поименованные в нем люди?
С этими словами Гард вынул из кармана белую карточку, на которой были напечатаны девятнадцать фамилий пропавших бесследно гангстеров.
— Ах, комиссар, комиссар! — Хартон откинулся в кресле и захохотал вдруг, запрокинув голову. — Так обмануть старика! А я-то думал… Вы не поверите, я ведь был уверен, что вам действительно нужно приключение. «Друг-романтик», как вам это нравится? Ведь я поверил, поверил! О, наивный, предлагал кинозвезду с веревочной лестницей! — Хартон опять заразительно расхохотался, показав фарфоровые зубы; вероятно, решил Гард, ему нужно какое-то время, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Ну что ж, пусть собирается…
Комиссар молча смотрел на веселящегося вакха, и даже Хартону стало понятно, что Гард понимает, что он врет. Сразу оборвав смех, старик заговорил в том тоне, в каком только что произносил слова комиссар, решив, что сухость и строгость дадут понять комиссару, что его условия игры приняты. Пока Гард воображал, что изучает Хартона, Хартон сам изучал гостя, и этот финал с хохотом тоже разыгрывался с мастерством незаурядного актера.
— Только дела, одни дела интересуют таких людей, как вы, комиссар, — устало произнес Хартон с некоторым сочувствием в адрес Гарда, промокая при этом глаза белоснежным платком. Затем, грустно улыбнувшись, он медленно взял карточку с фамилиями, пробежал ее глазами, некоторое время молчал, что-то обдумывая и как бы вспоминая, и наконец произнес: — Трудно сказать, господин комиссар… Вот эту последнюю фамилию я вроде помню, Аль Почино… Да, конечно, помню. Этот малый купил себе приключение без гарантии и…
— Мне это уже известно.
Хартон вяло посмотрел на комиссара, как бы желая сказать, что и ему известно, что это известно Гарду, а затем так же вяло перевел глаза на карточку с фамилиями:
— Но ведь вы не знаете подробностей, господин Гард. Вы хотели бы знать, как погиб Аль Почино?
— Разумеется.
— Точно не помню, но что-то, связанное с морем… Это легко восстановить, если позволите. Вся документация…
— Документация пока не нужна, — сказал Гард. — Море так море. Концы в воду.
— Не понял? — произнес Хартон, склонив голову набок и приложив ладонь к уху, как бы давая этим понять, что он ослышался.
— Я говорю, Хартон, что сейчас меня больше интересуют остальные восемнадцать человек! — Гард твердо посмотрел в глаза вакха, которые из вялых мгновенно превратились в осмысленно-энергичные.
— О, это мы немедленно установим!
Хартон нажал кнопку и, едва «красная стрекоза» появилась в дверях, проговорил, протягивая ей карточку:
— Проверьте, мисс Паули, пользовались ли эти люди услугами нашей фирмы.
— И когда, — вставил Гард.
— И когда, — повторил Хартон. Затем добавил, предвосхитив слова комиссара: — И с каким результатом. Вам ясно?
«Стрекоза» кивнула, и дверь за ней закрылась.
Гард спросил:
— Сколько человек в год погибают с вашей помощью?
— Вот именно: всего лишь «с помощью», комиссар… Знаете, эта цифра сильно колеблется. В первый год существования фирмы — буквально единицы. Но мы не жалели денег на рекламу, сняли отличный документальный фильм, его показывали по многим программам ТВ. Помните, там есть кадры, когда человек гибнет в вулканической магме? Единственные в своем роде кадры…
— Тогда и начал атаку на вас этот врач?
— Коппи? Идиот. Завистник. Уверяю вас, люди, подобные этому, с позволения сказать, «врачу», погубят великую западную демократию. Свобода предпринимательства! Пока она существует, существуют все другие свободы, комиссар. Мир пресен. Мы окружены услужливыми машинами и механизмами. Человек стал человеком в результате борьбы за существование, в схватке со стихиями. Он должен был постоянно утверждать себя, именно так он рос. А сейчас?
— Ну, борьбы за существование предостаточно и в наше время, — сказал Гард.
— Ах, вы о социологии, — поморщился Хартон. — Нас не интересует социология. Я говорю о нагрузках физических. Тело взывает и возмущается! Оно рождено для борьбы, для движения, оно обязано напрягаться, это потребность мышц…
— Да вы теоретик, Хартон?
— Недовольство тела приводит к недовольству духа, — словно не слыша Гарда, продолжал старый вакх. — Здесь корень всех нервных расстройств и психического дискомфорта. И правоту этих моих слов подтверждает успех, я имею в виду коммерческий успех, нашей фирмы. Мы дали наконец возможность человеку вновь почувствовать себя человеком. И если он покупает себе приключение без гарантии, это означает только, что ему до смерти осточертел этот мир со всеми его страховками, спасательными кругами, привязными ремнями, футбольными щитками, предохранителями, огнетушителями, вентиляторами — со всей этой техникой безопасности в самом широком смысле этого понятия.
Гард смотрел на Хартона и ловил себя на мысли, что опять не может понять, говорит ли тот искренне или валяет дурака. «Если это лицедей-профессионал, то профессионал самого высокого класса», — подумал Гард.
— А что делаем мы? Мы говорим ему: плыви по морю жизни без спасательного круга! Испытай себя! Побеждай и тем самым научись уважать себя. И если он гибнет, если человеку не по силам эта борьба, то в миг своей гибели он не проклинает нас, нет! Утопающий никогда не проклинает бурю, он оплакивает себя, слабость своего тела и своего духа…
— А не кажется ли вам, — сказал Гард, — что, рассуждая подобным образом, можно, например, организовать фирму в помощь самоубийцам? Человек хочет уйти из жизни, но не может решиться убить себя, и тут приходит агент фирмы… Впрочем, даже не приходит, а, получив заявку, ну и деньги конечно, подстерегает клиента, ничего в тот момент не подозревающего, на улице и с чердака из бесшумной винтовки с оптическим прицелом — шпок!
— Блестящая идея, господин комиссар! — искренне воскликнул Хартон. — Вы гений! Давайте организуем общее дело, ведь у вас наверняка есть люди, умеющие метко стрелять, а мы со своей стороны…
— Перестаньте говорить глупости, Хартон. Я, кажется, вас спросил, какое количество трупов в год делает ваша фирма? — с металлом в голосе произнес Гард.
Хартон слегка сузил глаза, как бы прицеливаясь:
— Прошу прощения, комиссар, но такой цифры я в данный момент не могу вам представить. Мы этих данных не имеем, надо считать. Зато всю прочую документацию, смею уверить вас, фирма хранит в идеальном порядке и готова…
В это мгновение на пороге кабинета возникла «красная стрекоза», и Хартон оборвал себя на полуслове. Подойдя к столику шефа, она положила перед ним карточку Гарда и бесстрастным голосом
