бы это была полиция, я бы знал, что делать, а тут я малость обалдел. Втащил этого типа за грудки: а ну, выкладывай, кто ты, откуда? Он так обиженно посмотрел на меня, поправил галстучек: гляньте, говорит, на фотографии, пожалуйста, они вам все объяснят. И веером их мне на стол. Мамочки! Я — с магнитом у дверей этой крысы-антиквара! Я — запирающий эту дверь! Я — возле Пикколи! Откуда они только снимали, не пойму, телевиком через окно, что ли? Словом, полная для меня газовка, если снимочки попадут к вам. А он и говорит: мы можем вас погубить, но можем и спасти, если подпишете контракт… Какой, говорю, контракт?! С фирмой, говорит, приключений, пару месяцев у нас поработаете, и учтите, что заколка в моем галстуке транслирует весь наш разговор, так что ведите себя смирно… Знаете, комиссар, я никогда не терялся, а тут… Взмок так, что все тело зачесалось! А он продолжает вежливенько: что, мол, за работа вам предстоит, вам знать не надо. Во-первых, мы хорошо за нее заплатим, во-вторых, так спрячем вас после ее завершения, что не только полиция, Гауснер вас не найдет.
— Но все же нашел? — перебил Гард. — Как он узнал ваш адрес, вам известно?
— Спросите о чем-нибудь полегче, комиссар.
— Ладно, дальше.
— И говорит: вы, говорит, исчезнете и начнете новую жизнь, это тоже одно из наших условий. Вы хотите, мол, узнать, сдержим ли мы свое слово? Придется поверить: сдержим! Вот аванс, а еще, говорит, скажу вам откровенно, чтобы вы убедились в нашей честности… Честности, комиссар, как вам нравится!.. Так вот, говорит, работа смертельно опасная, трудная, выживете вы или нет, зависит от вашей силы, ловкости, воли, обычно такие, как вы, выдерживают, но не все… Короче говоря, если я подпишу контракт, у меня будет равное количество шансов стать трупом или с хорошими деньгами и документами в кармане начать жизнь с новой страницы. А не подпишу, они отдадут меня в руки правосудия, и меня, без сомнения, казнят, уж тут гарантия стопроцентная, причем на Гауснера мне рассчитывать нечего, потому что их организация много мощнее…
— Он? — Гард показал Аль Почино фотографию, вынув ее из бокового кармана пиджака.
— Точно, комиссар! Этот! С бородавкой!
— Дитрих, — коротко сказал Гард Честеру. — Я так и думал. Работа тонкая, умная, острая и беспроигрышная. Ну, что дальше?
— Я уж было прицелился вмазать ему по этой бородавке, раздавить заколку, и пока его дружки ломали бы дверь, уйти по карнизу или позвонить своим, у нас ведь не хуже организовано, чем в полиции: вы в течение десяти минут приходите на помощь друг другу, а мы — и двух не проходит, кто всех ближе, сразу бегом… Вмазать ему, конечно, не выход из положения, но уж очень я не люблю, комиссар, когда меня грубо берут за горло. Но этот дьявол будто читал мои мысли. А телефончик, говорит, у вас не работает, и через окошечко вам не уйти, мы и это предусмотрели… Я хвать за трубку, а он смеется. Что, мол, убедились? Вот так и подписал я этот проклятый контракт…
— На приключение без гарантии? — сказал Гард.
— А я и жил без гарантии, — небрежно ответил Аль Почино. — На это мне было плевать. Меня бесило другое, что я так дешево на крючок накололся. Соглашусь, думаю, а там посмотрим. Но посмотрела щука, когда ее на сковородку клали… Дайте еще сигарету.
Руки Аль Почино прыгали, когда он закуривал, и это так не вязалось с нарочито небрежной речью гангстера, его борцовскими мускулами, что лучше всяких слов говорило о пережитом.
Честер вообще не проронил ни одного слова, да и Гард не торопил Аль Почино. Закурив, тот хрипло сказал:
— Вы когда-нибудь видели собачьи бега, комиссар? Не те, о которых пишут в газетах, а те, что устраивают мальчишки, которые учатся нашему делу? Берут собак, одним привязывают под хвост жестянку с дробью, другим поджигают фитиль — и пускают! Это не пес бежит, это страх, ужас его бегут… Вот и я так бегал.
— Буквально?
— И буквально тоже. Я почему о собачьих бегах вспомнил? Сажают тебя сначала в кресло и показывают фильмы…
Взгляд Аль Почино остановился, на лбу проступила испарина. Ни Гард, ни Честер не решались перебить это молчание. В камеру не доносилось ни звука, как будто все трое были в вакууме. Аль Почино вздрогнул, когда огонек сигареты коснулся его пальцев, и выронил окурок.
— Понимаете, на голого человека спускают псов. Догнав его, они вырывают то, без чего мужчина — не мужчина… Его крик!
Аль Почино судорожным движением рук прикрыл лицо.
— Успокойтесь, — сказал Гард. — Все в прошлом, успокойтесь.
— Я спокоен. Я слышал и видел все это, но даже меня напугали пояснения, которые давал какой-то человек, который сидел рядом со мной во время фильмов. Обратите внимание на этих собак, говорил он, это ротвейлеры. Видите симметричные светлые пятна у них на груди и на морде? Через десять минут мы выпустим их на вас, но у вас будет фора — шестьдесят метров. А вся дистанция — полкилометра. Успеете, мол, добежать — вы целы, не успеете… вы видели, что будет…
— И ротвейлеров выпустили?! — не удержался от вопроса Честер.
— Все так и было, — сказал Почино. — Я успел добежать до бункера, а потом из меня можно было делать кисель… Но они меня быстро поправили. Для новых гонок.
— Какой во всем этом был смысл? — спросил Гард. — Они говорили?
— Нет. Нужно, и все. Ни ротвейлерам ничего не объясняли, ни нам… Нас много было… Правда, других я не видел, пускали по одному, но я догадывался, что всю эту свору псов и охранников ради меня одного держать не будут. Но эти бега были только началом…
…Спустя два часа Гард сидел с Честером в «мерседесе». Когда они подъехали к особняку, в котором жил Рольф Бейли, Гард, глянув на часы, увидел, что в их распоряжении есть еще с десяток минут, и достал из портфеля бутылку и стаканчик. Плеснув в него голубоватую жидкость, сурово сказал Честеру:
— Выпей.
Тот залпом выпил.
— Так будет лучше, — произнес Гард, доставая второй стаканчик. — Теперь мы знаем, что делалось в «подводной части» фирмы. На живых людях ставились жестокие опыты! Но зачем?!
— Зачем? — эхом повторил Честер.
— Рольф Бейли ответит.
— Нет, Дэвид, ты ошибаешься. Он будет молчать.
— Но вспомни вечер в «Бруте»… Его конец… Зачем мне понадобился весь этот маскарад, Фред, как ты думаешь? Я ведь сыщик! Не стукач! Потому понадобился, что, во-первых, я внимательно наблюдал за Рольфом, за его лицом, слушал то, о чем он говорит и как. Во-вторых, мне удалось установить главное: его «руководство» прервало эксперименты именно в тот день, когда я побывал на приеме у Дорона! В четверг! Какое странное совпадение… не находишь? А ларчик открывается просто: я вмешиваюсь в дела «Фирмы Приключений», лезу в ее «подводную жизнь», и у Дорона нет сомнений в том, что я действую не безуспешно. Тогда он на всякий случай прикрывает экспериментаторскую деятельность Рольфа Бейли, своего придворного ученого. Как тебе нравится? Укладывает его на дно, как подводную лодку, которую засекли локаторами… А Рольф не может понять, почему его «уложили на дно»… На том вечере, в самом конце его, мои предположения окончательно подтвердились. Фред, ты помнишь, как там все было? Помнишь?
— Противно было, Гард, очень противно.
24. «И ТЫ, БРУТ!» (ОКОНЧАНИЕ)
— Рол, а все-таки, что за эксперименты ты ведешь?
— Я не хотел бы об этом, Дэвид. Сейчас. Здесь. Тем более что опыты почему-то приостановили. Надеюсь, временно. И надеюсь, из-за нехватки «живого материала».
— Кто приостановил?
