большую бухту, где стояли десятка два кораблей, – такие же галеры и разномастные парусники, большие и маленькие. Даже невежественный в морском деле Сварог сразу определил, что это – военная добыча, собранная с бору по сосенке в самых разных местах. Поодаль, на холме, там и сям светились огоньки – судя по их расположению, Коргал – город не столь уж маленький. Вот и соседний холм усыпан огнями, и еще один, и еще… «А не Рим ли это часом? – подумал Сварог. – Не город ли, что некогда стоял на месте Рима? Но если так, то не вечной окажется «вечная» власть женщин. Канет в Лету, оставив по себе лишь смутные намеки в мифах. Как и многие другие «незыблемые» мировые порядки…»

Амазонки группами расходились в разные стороны – из порта вело несколько дорог. Грайне, отдав какие-то распоряжения, покинула галеру одной из первых. Своего незадачливого экипажа Сварог так и не увидел. Он шагал следом за девушкой мимо каких-то каменных пакгаузов, удивляясь полному отсутствию часовых. Хотел было спросить Грайне, в чем причина такой беспечности, но Карах внезапно высунулся из капюшона, шепнул на ухо:

– Очень плохая тварь, хозяин.

– Ага, заметил? – обернулась Грайне. – Тем лучше. И вы полюбопытствуйте, милорд…

Она свернула с утоптанной дороги, остановилась у лежавшего поблизости камня – высотой ей до пояса, уарда два в диаметре, почти правильный, разве что чуточку бугристый шар со срезанным основанием. В Ямурлаке попадаются очень похожие.

Девушка положила ладонь на макушку валуна, наклонилась, что-то сказала, хотя прозвучали эти слова сущей бессмыслицей. Сварог отшатнулся – камень вдруг ожил, тяжело шевельнулся, раскрылись две горизонтальные щели, освещенные тусклым Табагровым сиянием, словно пробивался свет пылающего внутри костра. И тут же закрылись – будто сильный свирепый зверь вновь задремал.

– Значит, они живые? – вслух подумал Сварог.

– Плохие твари, хозяин, – обеспокоенно подтвердил Карах. – В Ямурлаке они тоже водятся, правда, их мало осталось. Одни спят много лет, и их не добудиться, но есть и такие, что просыпаются ночью, рыскают по дорогам… И у них есть пасть…

– И еще какая, – кивнула Грайне. – Двигаются они очень быстро, если возникнет такая нужда. И только в Коргале помнят, как их приручать.

– Кольцо вокруг Коргала? – спросил Сварог небрежно.

– Даже два, – улыбнулась ему Грайне. – Они и в воду могут спускаться. Говорят, в стародавние времена они в морях и обитали, но отчего-то ушли на сушу.

«Понятно, почему нет часовых, – подумал Сварог. – Такая тварь проломит днище любому кораблю, а пешего или конного с размаху расшибет в лепешку. Влипли».

Они поднимались по нешироким улицам, косо вившимся вокруг холма. Невысокие каменные дома, чистая мостовая, вымощенная тесаным, камнем. Из-под ворот вслед им лениво побрехивали собаки.

– Я-то думал, тебе устроят триумфальную встречу, – сказал Сварог. – С цветами и трубами.

– Глупость какая, – отмахнулась Грайне. – Дела говорят сами за себя. Завтра все и так будут знать.

– Даже без свиты ходишь…

– Если царица ходит ночью одна по своему городу – это кое-что о городе говорит…

– Логично, – сказал Сварог. – Буду где-нибудь королем – учту.

– Ты-то? – фыркнула Грайне.

– А что? Есть, знаешь ли, любопытное пророчество. Как на меня скроено и шито.

– Ну-ну… – не поверила спутница ни единому слову, самоуверенная, как ребенок. Очаровательный ребенок.

Она потянула тяжелое кованое кольцо, открыла калитку рядом с высокими воротами. Сварог вошел следом за ней на широкий мощеный двор, освещенный несколькими факелами. Со всех сторон выскочили поджарые мохнатые собаки, узнали хозяйку и отчаянно замахали хвостами, набежали слуги со служанками, низко кланяясь. Грайне прошла меж ними с неизвестно откуда взявшейся величавостью. Сварог поспешил следом, косясь на любопытных собак, взявшихся его обнюхивать, чувствуя себя весьма неловко и глупо. Жаль, не было с ним хелльстадского щенка, он бы мигом надрал хвосты здешним «доберманам» и «ризеншнауцерам». Да женского визгу добился бы, как добивается аплодисментов хороший бас в оперном театре. Может, и с ожившими камнями щенок нашел бы способ совладать… Но нет, сгинул щен вместе со славной командой «Божьего любимчика»…

Это, конечно, оказался не Версаль, где Сварог и не бывал, признаться, но сомневаться, что он попал во дворец, не приходилось – гобелены на стенах, сплошь батальные, вазы с цветами, мозаичные полы, даже высокие зеркала кое-где попадались. Коридоры, правда, узковаты, а потолки в вековой копоти из-за многочисленных светильников, зато там, куда дотягивается женская рука, чистота и порядок. Прямо-таки образцовый. Как в казармах дивизии имени Дзержинского.

– Ну? – спросил Сварог, когда она остановилась перед дверью с полукруглым верхом, украшенной то ли золотыми, то ли позолоченными бляшками и полосами. – Где тут мое законное место? На коврике у порога?

– Здесь твое место. – Грайне, взяв его за рукав, втолкнула внутрь. – На коврике у порога будет жить твой мохнатый нахал. А для тебя найдется занятие и внутри.

Она за шиворот вытащила Караха из капюшона, бесцеремонно кинула на коврик и захлопнула дверь у него перед носом. Повернулась к Сварогу, уже не величавая, а откровенно веселая и нетерпеливая:

– Значит, решил, что я всегда сдаюсь первой?

Глава четвертая. Графьев прибавляется

Конечно, это был не Рим. Хотя бы потому, что холмов оказалось не семь, а всего четыре, сплошь застроенных каменными домами, окруженными ухоженными садиками, – и множество домиков, уже деревянных, разбросано вокруг холмов. На холмах жили амазонки с челядью и самые уважаемые ремесленники – корабельщики и оружейных дел мастера.

В домах на равнине обитали пастухи, пахари и ремесленники рангом пониже. Гребцы, самые бесправные в здешней иерархии, обитали в портовых казармах. В городе пахло рыбой и пряностями, но запах был невероятно приятен.

Прошло четыре дня. Сварог, предельно занятый лишь ночами, в светлое время суток только и делал, что слонялся по Коргалу да выспрашивал дворцовую прислугу о порядках, деталях и установлениях. Порядки особой сложностью не отличались – пастухи пасли, пахари пахали, ремесленники мастерили. Все они были мужчины. На долю женщин из знатных семей выпало занятие благороднее – война и оружейное ремесло (был, правда, и мужской военный отряд, но к нему амазонки относились примерно так, как спецназовцы к стройбату). Новорожденных мальчиков здесь, вопреки Гомеру, со скалы не бросали, но они автоматически становились людьми второго сорта, лишенными всех прав, кроме обязанностей. Даже имуществом они могли владеть, лишь пока обитали одни. Едва в домике последнего гончара появлялась женщина – пусть пришедшая из материнского дома в одной рогожке, а все нажитое мужик сколотил своим горбом, – она автоматически становилась полновластной хозяйкой. Ничего похожего на религию Сварог не заметил. Рядом с дворцом царицы стоял небольшой храм, но та, кому там поклонялись, была не богиней, а какой-то древней владычицей, прославленной выдающимися деяниями в незапамятные времена. Да и сами «религиозные» процедуры были крайне необременительными. Никаких жертвоприношений, никакого самобичевания и прочих членовредительских выходок, долгих молитв и сложных ритуалов по отпусканию грехов. Исповедь скорее уж напоминала отчет о проделанной работе. Женщина входит в храм, отыскивает незанятую в этот момент священнослужительницу, кратенько докладывает о том, что считает важным, и отбывает восвояси. Причем должность священнослужительницы – выборная, разве что мужиков в храм не пускали. Сварог, например, не уставал наблюдать терпеливый круг из оставленных у дверей супругов. Такая вот чисто женская рациональность.

Сварог задумчиво смотрел вниз с верхнего балкона дворца. Холм, где стоял дворец, был самым высоким из четырех, а дворец – самым высоким зданием. Так что открывался живописнейший вид на много лиг вокруг – зеленые леса, желтые поля, порт, река, дорога. И двойное кольцо маргов. Сотни три недвижных

Вы читаете Это и моя война
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

5

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату