обрадованный, что ему повезло не родиться человеком.
– Это интересный вопрос, – отметило чудовище. – Хотя вопросы здесь задаю я. (Сварог непроизвольно ухмыльнулся сей шаблонной фразе.) Недостойных я удостаиваю поцелуя. И они превращаются в большие каменные глыбы. В этих краях с хорошим камнем серьезные проблемы. А привозить издалека накладно. И поскольку по совместительству я согласился украсить главную аллею парка герцогини, то потом эти глыбы ненужными не оказываются. Я беру и отсекаю все лишнее. Кстати, как вам показался четвертый от начала шестикрылый сап? Не правда ли, очень реалистично? Можете не отвечать, это не вопрос. Той скульптурой я особенно горжусь. И если б я порассказал вам, кого мне пришлось превратить в камень для этой статуи, у вас случился бы припадок от смеха.
Сварог с надеждой покосился на Акбара. Может, пес наконец разглядел, откуда проистекает угроза для хозяина? Куда там. Зверь вертел головой и шалел от непонимания происходящего.
– Впрочем, мы отвлеклись. – Потеплевший было голос каменного дива снова наполнился надменностью и холодом. – Так как у вас в детстве было с идеей насчет попросить у мамы с папой брата или сестру?
Сварог решил, что все, пора вызывать джинна, а там будь что будет. Амулет холодил грудь до самого сердца. Вот и Леверлин усиленно кивает на заветную бутылочку, дескать, не до жиру, быть бы живу, сам же старается отвлечь внимание:
– Честно говоря, в детстве меня занимали совсем другие проблемы.
– Попрошу отвечать только «да» или «нет», – холодно уточнило чудовище.
– Вот жаба… – хлопнул себя по колену Леверлин.
И тут у Сварога появилась надежда сэкономить. Не мытьем попробуем поиграть в эту игру «Что? Где? Когда?», так катаньем. Не мудрствуя, он прошептал простенькое заклинание, и в воздухе возник громадный каменюга. Возник – и с глухим отзвуком шмякнулся на траву рядом с чудовищем.
– Эй! – выкрикнуло чудовище, по обыкновению не открывая рта. – С чего это вы решили, будто от меня вероятно откупиться? Можете не отвечать, это не вопрос, однако…
Сварог не стал тратить время на объяснения и тут же слепил из воздуха следующую глыбу, заботясь только о том, чтобы камень вышел как можно крупнее. Получилось. И всадников окатила волна морозного воздуха.
Акбар зарычал и попятился. Вряд ли пес знал, что трансформация чего-то во что-то по закону сохранения энергии сопровождается большим поглощением тепла.
– Эй! – еще более недовольно крикнуло чудище. – Мне не нужны камни из воздуха. Это мертвые камни. В них нет души. И кроме того, ты создаешь магниевую руду, а я привык работать с гланским вулканитом!
Сварог и не знал, что колдует магниевую руду. Если б Сварога обучили, он с радостью сотворил бы глыбу и из вулканита, однако в образовании имелся серьезный пробел, и следующий упавший на два предыдущих и треснувший пополам камень был из прежней породы.
Акбар обложил падающие валуны страстным, полным гнева лаем.
Леверлин решил, что соратник таким манером пытается то ли угодить камнем жабе по голове, да никак не попадет, то ли завалить жабу по макушку. Но он ошибался.
– Ты прекратишь когда-нибудь или не-е-ет? – вроде бы окончательно осерчало каменное изваяние, однако последние слова оно произнесло так, словно виниловую пластинку на семьдесят восемь оборотов включили на тридцати трех. – Это-о-о не-е-е-е во-о-о-про-о-о…
А Сварог постарался и выжал из воздуха следующий монолит. В воздухе закружились большие снежинки.
– Пре-е-е-е-екра-а-а-а… – прогудело чудище и замолкло.
С удовольствием ощущая, что рука снова слушается, майор заставил коня подойти к неподвижному изваянию и легким взмахом вогнал лезвие топора промеж каменных глаз. А потом рубанул сверху. В промороженном воздухе осталось быстро тающее облачко выдохнутого им пара.
Каменная голова тяжело шлепнулась на заиндевевшую траву.
Чудище и изнутри было сплошь из камня – никаких тебе внутренностей и прочего содержимого, обязательного для живого существа. – Ты его заморозил! – обрадовано выкрикнул Леверлин, с запозданием сообразив, в чем заключалась хитрость Сварога.
– Зимой жабы должны впадать в спячку, – голосом педагога-зануды изрек Сварог и наконец позволил себе широко улыбнуться.
– Нас видят, – вдруг сказал Карах. – Нас не глазами видят. Это бы ничего, обычная магия, но здесь что- то плохое…
– Не трясись, – хохотнул джинн. – Я не обязан давать вам советы или что-то растолковывать, но духи огня помнят добро, мы благородные существа… Так вот, я не чую здесь никого могучего или особенно опасного. А эта жаба для вас уже не опасна. То, что здесь обитает, вам вполне по силам.
– Ты прав. Только не совсем, – сказал Карах. – Еще здесь пахнет кем-то… или чем-то… Его здесь нет, но остались следы. И я их боюсь.
– Кто боится следов? – фыркнул джинн. – Только такие крохи… Ну да, смердит какой-то нечистью, но ее здесь нет. Не описайся, крохотуля.
– А кто тебя не выбросил в подвал? – обиделся Карах. – Не подари я тебя хозяину, скучал бы еще сто лет…
– Тихо вы, оба, – сказал Сварог. – Вон живая душа нарисовалась.
На крыльцо вышел почтенный дворецкий в светло-коричневой с желтым, в тон зданию, ливрее, украшенной золотым галуном и гербами герцогини. Почтенные морщины украшали приличествующую должности – не полную и не худую – физиономию. По вышколенности и невозмутимости слуга не уступал Макреду – смотрел на визитеров так, словно сюда что ни день заявлялись всадники в доспехах, домовые и хелльстадские псы, так часто, что успели примелькаться и надоесть. Акбар рыкнул на него, с надеждой покосившись на Сварога. Мол, только прикажи, и я с удовольствием сожму челюсти на горле этого прихвостня. Сварог погрозил ему кулаком. Дворецкий и бровью не повел, хотя явно правильно прочитал немую сцену:
– Как прикажете доложить, господа? – Только слуги с огромным стажем умели задавать вопрос именно так, чтобы показать и величие своих хозяев, и продемонстрировать почтение к гостям.
– Барон Готар и граф Грелор. Прибыли из Пограничья.
– У вас дело к высокой герцогине? – Нет, в вопросе слуги не было ни на йоту насмешки. Видимо, ритуал приема гостей, введенный на этой территории, требовал именно такой формы постановки вопроса.
– Передайте ей, что мы прибыли от Гарпага.
– О, в таком случае я проведу вас без доклада. Можно ли попросить вас оставить собаку снаружи? – И в этом вопросе не было ничего от надменности слуги знатного господина при встрече с бедными дворянами – скорее всего, слуга надеялся уменьшить свои заботы. Если пустишь зверя внутрь, он, по простоте звериной, может и нашкодить.
– Боюсь, он не послушается, – сказал Сварог. – Молод еще, ни сладу, ни удержу…
– В таком случае прошу вас пройти, ваша светлость. О лошадях не беспокойтесь, за ними присмотрят. Надеюсь, и собака, и зверушка у вас на плече будут вести себя в доме пристойно? Не хотелось бы применять к ним… меры убеждения.
– Они хорошо воспитаны, – сказал Сварог. Он боялся, что оскорбившийся Карах и тут ввяжется в спор, демонстрируя умение владеть членораздельной речью и разумность, но домовой благоразумно помалкивал.
Внутри обнаружилось то же несоответствие, что в парке: изящная мебель, подобранные в тон драпировки, золото и хрусталь – и тут же статуи монстров, только поменьше тех, что в аллеях. Акбар настороженно сопровождал Сварога шаг в шаг, напрягшись, чуть ощетинившись. Они шли за бесшумно ступавшим дворецким, не встретив ни единой живой души, пушистые ковры гасили все звуки, и они сами себе казались призраками.
Дворецкий подвел их к высокой двустворчатой двери. По обе ее стороны стояли какие-то странные воины – не шевелились, словно бы и не дышали, и лица у них были совершенно серые, как мышиная шерсть, а глаза закрыты. Сварог догадался, кто это, и ему стало не по себе. Восстановить спокойствие удалось, только заставив себя думать о стражах как о машинах. Созданных для убийства, но обыкновенных
