Позвонил Игорю: уж если он сумел опустить наглых пацанов в Венгрии, то ему ничего не стоит найти мою любовь в Москве. Он справился, конечно, и через два часа я узнал, что Лиза действительно сделала аборт в клинике на Севастопольском. Игорь по-дружески посоветовал мне не лезть в эту семью никогда, просто забыть о них. У меня даже температура поднялась до 39°! Если я не выйду на улицу, то сам продолжу разгром квартиры!
Вадим отвез меня в «Бар-7». Я был настолько сам себе противен, что, взяв бутылку «Dewars», стал пить прямо из горла. Я обливался потом, меня трясло от озноба. Отпустил Вадима, решил пройтись до дома — нехуй подчиненным видеть меня в таком состоянии. Бар переполнен, у всех веселье, а у меня катастрофа. Я Лизу не любил… Нет, до сих пор люблю… Голоса пропали, и мне не с кем поговорить. Звоню Андрею в Краснодар:
— Дружище, здорово! Это Виталик. Короче, с Любой развелся, Лиза убила нашего ребенка, сижу один бухаю… Помнишь, как мы с тобой отрывались? Было же время прекрасное, бабы только для ебли, никакой любви, бля… а сейчас ад, а не жизнь! У тебя чего?
— Абонент недоступен, оставьте сообщение после сигнала… пи-и-и-п…
Оказывается, я общался с автоответчиком, вот дурь! Перезвонил:
— Андрей! Звонил сказать, что ты мой единственный друг. Напишу тебе письмо. Будет время — звони. Пока…
Попросил у бармена ручку, лист бумаги и решил написать письмо своему другу, положить в бутылку и бросить в реку так, чтобы никто не нашел. Такое читать нельзя…
Засунул бумагу в бутылку из-под «Dewars», вышел из бара и добрел до набережной. Не помню, сколько стоял и любовался видом города… Ночью Москва безумно красива! Бросил бутылку, задержался на минуту, вспомнил Любу. Больше всего меня мучило то, что она за меня не стала бороться. С Лизой все теперь ясно, но от того, что жена так легко отпустила, ужасно обидно. Даже не истерила, посуды не била, шмоток не резала… Любу люблю больше, хочу уехать из Москвы и вернуться в семью. Только собрался уходить, как ко мне подошел какой-то добрый молодец и ухватил за шею. Телка за его спиной вопила: «Юра, не надо его бить!», но он, к моему несчастью, не послушал и оболванил меня так, что у меня целый час не было сил встать. Одежда в крови, ботинок валяется в метре, один глаз еще ничего, второй — как слива. В темноте искал ботинок и свой зуб, но безрезультатно. «За что?!» — кричал я, а он меня пиздил и не отвечал. Пока он меня полностью и беспощадно не отхуячил, я не понял, в чем дело. Оказывается, влюбленные нежно целовались у реки, и тут на башку этого парня приземлилась бутылка из-под «Dewars»!
Моя дурь помогла мне встать на ноги, на все четыре. Как я дополз до дома, точно останется самой большой тайной моей жизни. Антон Викторович, консьерж, человек в возрасте, увидев меня в крови с одним ботинком и лицом как у рядового, всем привычного московского бомжа, не сразу узнал меня и позвонил в милицию. В Европе обратились бы сначала в «скорую помощь», а потом уж к ментам. Дело не в гуманности, старичок не врубился, что, отдай я концы на его глазах, пришлось бы ему сутки париться в отделении с протоколом. Он пропустил бы пару серий «Бедной Насти», и ему было бы не о чем говорить со своей старухой. Менты вели себя настолько вежливо, что я убедился в двух вещах: во-первых, очень жалко выгляжу, а во-вторых, костюм «ISAIA» сохранил элегантность, будучи даже полностью изгаженным. Сказал, что меня отпиздил ревнивый муж с друзьями, чтобы добавить себе каплю мужского героизма. «Повнимательнее, Дон Жуан!» — сказал лейтенант и с улыбкой свалил охранять город дальше.
Дома я разделся догола, сложил одежду и одинокий ботинок в мешок для мусора. Умываться было больно, но все же я обрадовался, рассмотрев себя в зеркале. Зубы на месте, а я в панике решил, что у меня минус один. Правда, передние шатаются и болят, но никуда не делись. Позвонил Вадиму и Елене Сергеевне, чтобы никто из них меня не дергал две недели как минимум. Заснул. Мне приснились пицца пепперони, кола со льдом и тирамису.
Меня разбудил зверский голод: желудок, казалось, буквально приклеился к позвоночнику. Заказал по телефону обычный набор, только в двух экземплярах, — для меня и дедушки консьержа. Оставил ему денег и попросил, если ему нетяжело, поднять мою долю в квартиру. Что за жизнь, блядь! Жевать не могу, весь рот — сплошная рана. Но зачем человеку здоровые зубы, когда есть умная голова? Включил блендер, бросил туда пиццу и превратил ее в пасту, как у космонавтов. Ложкой, по чуть-чуть, съел все примерно за час, потом опять заснул. На этот раз ничего не увидел.
Спалось неплохо. Все еще длилось утро, прохладный ветер пытался вынести из комнаты запах моих ночных перипетий. Тоска… Надо же было так напиться, превратиться в фарш и опуститься до животного состояния, чтобы осознать собственное одиночество! Самокритикой я вообще-то занимаюсь постоянно, но в то утро впервые признал, что я лох. Семья — это хорошо, и всегда было хорошо, пока я не начал ставить все что ни попадя под сомнение. За год умудрился стать вечным критиком всего и вся, а теперь стою перед зеркалом и любуюсь собой. У меня на лице отчетливо читается подтверждение хорошей боевой подготовки молодежи России. Вздумай вчерашний малыш еще немного на мне поупражняться, я бы увидел белый свет истины в конце туманного коридора. У моего давнего приятеля такое случилось: мелкий чиновник, он выгуливал себя по самым грязным притонам города в компании проституток и наркоманов, борцов за здоровый образ жизни типа «курить табак вредно, а гашиш — другое дело». Менты остановили его машину и попросили предъявить документы, они, бедные, не знали, что именно в их смену по Москве катается обдолбанный Наполеон. Выйдя из машины, он бросил им в лицо ксиву, положил руки на плечи сотрудника и с криком «ты не достоин своего звания» вырвал ему погоны. Родные и близкие искали его пару дней, нашли в ИВС, но это был уже другой человек. Его так отхуячили, что он сподобился увидеть Иисуса. С трудом откупился от ментов, построил церквушку, финансирует монастырь. Теперь он гуляет так же, как и до встречи с Богом, но по выходным ездит к Нему на переговоры в храм.
Позвонил дочери в Лондон.
— Привет, это папа. Как ты? Собирался приехать, да приболел немного, думаю, через пару недель буду в Лондоне.
— Пап, у меня все хорошо, завтра мама приезжает.
— Тебе мама что-нибудь говорила?
— Пап, я знаю, что у вас проблемы, ты не волнуйся, я тебя буду любить, и тебя, и маму. Все будет хорошо.
— Ладно, расскажи, как школа. Друзья появились?
— Мне нравится, здесь со всего мира студенты, со мной язык учат двое ребят из России. По выходным немножко скучно, но мама обещала приезжать два раза в месяц.
Хотя мы проговорили целый час, мне показалось, что прошла всего лишь минутка. Я не видел своего ребенка чуть меньше года. Отец я бестолковый, мне нужно исправляться. Морда заживет, первым делом поеду в Лондон. Положил трубку и принялся за квартиру, точнее, взял пылесос неповрежденной левой рукой и почистил пол в спальне. Хотел всю квартиру убрать, но для этого требуется не только желание убить время, но и навыки. Включил телевизор: кроме рекламы пива и прокладок, ничего интересного. Во всей квартире одна книга Менегетти, пришлось прочесть. Попросил консьержа приносить мне до конца недели журналы и прочую прессу. Убивать время в одиночку — тяжелое занятие, но все же можно (правда, недолго) при наличии двух бутылок «Dewars». Я даже подумал, что у меня есть шанс восстановить
